Леонид послушно опустился на валун — единственный светлый островок посреди черного месива мертвых тел. Мегистий сел по правую руку от него.
— Боги открыли мне, — без всяких предисловий начал прорицатель, — что твоему войску угрожает смертельная опасность. Тебе известно о существовании тропы, по которой можно обойти ущелье?
— Нет, — признался Леонид. — Где она находится?
— Она идет между Трахинскими и Этейскими горами и выходит прямо ко вторым воротам.
— Но, должно быть, она очень узкая. А кроме того, гору стерегут фокидцы.
— Она не столь узкая. И ее невозможно защитить, как вы защищаете это ущелье.
— Вы? — Леонид усмехнулся.
— Я не говорю о себе. Я не воин. Я лишь прорицатель.
Царь окинул взглядом мощную фигуру Мегистия.
— Твоим плечам мог бы позавидовать любой воин!
— Наверно. Но сейчас разговор не об этом. Варвары завтра узнают об этой тропе.
— Кто им ее укажет?
— Людская жадность. Но еще не поздно отступить. Вы и так показали себя великими героями.
— Нет, — протянул Леонид. — Позиция слишком хороша, чтобы так легко оставить ее. Ты говоришь, что парсы еще не знают о тропе. Значит, завтра они будут вновь атаковать в лоб. И мы удвоим число мертвецов. Ведь ты кривишь душой, прорицатель, ты обожаешь запах мертвечины. Я чувствую это!
— Ты прав. Если это мой враг. Труп врага хорошо пахнет.
— Я запомню это. — Леонид рассмеялся. — Ну а потом, через день, кто захочет уйти — уйдет. Кто захочет остаться — останется.
— И ты, конечно, останешься тоже? — спросил Мегистий.
— Да.
— А легко ли умирать тому, кто еще помнит битву с пиктами на Черной реке?!
Спартиат вздрогнул и уставился на прорицателя. Тот безмолвно смеялся.
— Откуда ты знаешь про пиктов?
— Я много чего знаю, царь.
Леонид задумался. После долгой тяжелой паузы он сказал:
— Мне стоило бы убить тебя, но я не стану этого делать. Завтра же ты покинешь лагерь.
Мегистий покачал головой.
— Я останусь с тобой, царь. Я нужен тебе. А ты нужен мне. Наш путь с этого мгновения един.
— Ты знаешь, кто я?
— Конечно. Но ты не знаешь, кто я! И в этом мое преимущество. Оставь это ущелье. Поверь мне, те, против кого ты поднял меч, уже проиграли битву! Я найду тебе новое, великое дело!
— Ты оборотень, — прошептал Леонтиад. — Ты артефакт, созданный Командором!
Царь вскочил на ноги и выхватил меч. Мегистий не пошевелился. Глаза его стали подобны огненной буре. В зрачках воспылал багряный пламень. Леонид отшатнулся, словно от удара, и взмахнул мечом. Но не опустил его. Не смог. Невидимая сила удерживала меч в воздухе. Мегистий яростно процедил:
— Глупец, я ненавижу Командора! Я уничтожу его! Уничтожу! — Прорицатель отвел свои ужасные глаза в сторону и там, куда они устремились, груда трупов вдруг рассыпалась в прах, оставив на земле лишь изорванные одежды и оружие. С огромным трудом совладав с собой, Мегистий потупил взор. — А теперь спи! — приказал он Леониду.
Тот послушно закрыл глаза и начал падать. Прорицатель подхватил царя на руки.
— Спи… — шепнул он. — А наутро ты все забудешь.
Полы черного плаща разлетелись по воздуху, скрывая вдруг ставшую нечеловечески громадной фигуру прорицателя, державшего словно ребенка уснувшего спартиата. Взвихрился смерч и все исчезло. Лишь мертвые варвары остекленело взирали на холодные безжизненные звезды.
Утро второго дня было облачным — редкая для этих мест и этого времени погода. Выстроившись фалангой позади Деметриных ворот, эллины бесстрастно наблюдали за тем, как парсы расчищают завал из трупов, готовя плацдарм для новой атаки. Леонид, как и накануне, стоял в первом ряду между Евритом и Креофилом. Настроение царя полностью соответствовало мрачному утру. В горле было сухо, голова раскалывалась от боли. Подобное порой бывало, если он перебирал вина. Но накануне царь не пил и хорошо выспался. По крайней мере, так следовало из слов Еврита, утверждавшего, что по возвращению в лагерь он застал царя крепко спящим. Это было странно, потому что Леонид решительно не помнил как очутился в своей палатке. Не помнил он и разговора с прорицателем Мегистием, хотя тот же Еврит уверял, что царь беседовал с глазу на глаз с акарнанцем по ту сторону стены. Однако Леонид всего этого не помнил. И ужасно болела, прямо раскалывалась голова.
Варвары наполовину расчистили проход и принялись постреливать из луков. Прячущиеся за спинами гоплитов пельтасты отвечали тем же. Эллинских лучников поддержали засевшие на обрывистых склонах Каллидрома локры, принявшиеся швырять вниз камни и копья. Мидяне оставили свое занятие и начали разбегаться. Повернувшись назад, Леонид приказал лучникам прекратить стрельбу. Подобное распоряжение получили и локры. Царю Спарты вовсе не хотелось стоять целый день в фаланге, ожидая пока варвары соберутся с духом и очистят ущелье от трупов сраженных собратьев.
Едва эллины перестали пускать стрелы, как мидяне вернулись и возобновили свою работу. Они оттаскивали трупы простых воинов в море, создав в конце концов весьма устойчивую гать. Тела вельмож, которых выдавали богатые одежды и дорогое оружие, уносили в парсийский лагерь, чтобы предать их потом достойному погребению. Ведь недаром при войске состояли тридцать свор священных собак Ахурамазды!
Мгновения тянулись томительно. Но вот бородатые мужи унесли последнее мертвое тело. Сквозь Деметрины ворота в ущелье начали медленно втягиваться парсы.
Парс. Одно это слово еще совсем недавно вселяло в эллинов ужас. Сыны Эллады даже не могли вообразить как можно победить этих отважных и умелых воинов, покоривших бессчетное множество стран. Но сегодня в их сердцах уже не было робости. Они видели перед собой не неведомых богатырей, а трусливых варваров, идущих вперед лишь под грозными окриками командиров. И эллины смеялись, злословя над нерешительностью врагов.
Теснина постепенно заполнилась вражескими воинами. Сбившись тесной толпой, варвары приближались к фаланге. Вновь, как и вчера, полетели тучи стрел.
Парсы вооружены лучше прочих мидян. Помимо копья, плетеного из прутьев и обитого кожей щита, акинака, каждый воин имел большой слоеный лук, который и являлся, собственно говоря, главным оружием парса. Парс начинал битву, пробивая стрелами бреши в вражеском строе, а заканчивал ее, поражая бегущих выстрелами в спину. Парс — великолепный лучник, куда лучший, нежели киссий или мидиец. Парс рождается с луком, парс молится луку, парс умирает с ним. Сотни легких камышовых стрел обрушились на фалангу. Бронзовая стена щитов оборвала их полет. Но первая неудача не обескуражила лучников. Они пускали стрелу за стрелой, настойчиво ища крохотные щелочки, которые обязательно есть даже в самой прочной преграде. Звенели туго скрученные сухожилия тетив и новое облако стрел обрушивалось на эллинов. И пусть тысяча заканчивала свою короткую жизнь на земле со смятыми наконечниками, но тысяча первая проскальзывала между щитами и находила свою цель. Некоторые гоплиты были ранены, но, стиснув зубы, продолжали стоять в строю, несколько упали замертво и их заменили товарищи, поспешно восстановившие пробитую оборону.