Второй удар нанесла Афина, наслав на Олимп полчища ядовитых змей. Шипя и извиваясь, они ползли вверх по склонам, обращая в бегство все живое. Артемида бросила навстречу гадам стада диких коз, и гады поспешно скрылись в своих норах.
Следующий натиск должны были предпринять Гадес и Гефест. С помощью верных камнеедов Гадес должен был проделать в каменной толще Олимпа тоннели, а Гефест направить по ним раскаленную магму. На это требовалось время. А пока Посейдон вызвал к Кифере две сотни боевых дельфинов, чтобы при первой удобной возможности высадиться у подножия Олимпа.
Склоны горы, раздираемой острыми челюстями мириад камнеедов, тихо подрагивали, когда во дворце объявилась Афо. Вопреки предположениям взбунтовавшихся богов, она была вовсе не на Кифере, а совсем в другом конце Эллады. Засев на вершине Каллидрома, богиня пыталась помочь эллинам, отражавшим яростный натиск мидийских полчищ. Напрягая изо всех сил волю, она швыряла в карабкающихся по каменистым кручам мидян плотные энергетические сгустки — эдакие силовые шарики, каждый из которых мог замертво свалить с ног добрый десяток человек. Дважды посылаемые ею невидимые снаряды достигали цели и тогда несколько мидийских воинов разом вдруг падали навзничь и катились по склону, мелькая меж камнями яркими пятнами халатов. Однако в третий раз энергетический сгусток не долетел до мидян, а затем Афродиту накрыло силовой волной огромной мощности. Волна не причинила ей вреда, а лишь превратила в тлен всю одежду. Некто очень могущественный давал таким образом понять, чтобы прекрасная богиня не вмешивалась в дела людей. У Афродиты хватило здравого смысла, чтобы внять подобному предупреждению, мощь которого свидетельствовала о том, что мидянам покровительствует некто, чье могущество не менее, а может и превосходит силу Зевса. Спорить, а тем более ссориться с подобным противником было неразумно, и Афо поспешила вернуться во дворец, тем более, что полуденное солнце начинало жечь ее нежную кожу. Воспользоваться световым потоком ей почему-то не удалось и пришлось возвращаться обратно левитируя. Учитывая тот факт, что Афродита была совершенно обнажена, следует предположить, что глазам мидян и работающих на своих полях фессалийцев предстало удивительное зрелище, о котором они еще долго будут вспоминать, восторженно закатывая глаза. Афродите же было не до веселья. Она чувствовала себя здорово задетой тем, что неведомый враг столь оскорбительно посмеялся над ней. Во время полета богиня пыталась извлечь из ничто какую-нибудь подходящую ее положению одежду, но как на смех ей попадались лишь рваные тряпки, мужские гиматионы, да пеплос, столь уродливый, что его согласилась бы одеть не каждая старуха. Лишь у самого Олимпа она наконец выудила короткую тунику, не слишком опрятную, принадлежавшую верно какой-нибудь рабыне. Кипя от ярости, Афродита приземлилась на лестнице перед дворцом и быстро прошмыгнула в свои покои, где привела в порядок волосы и лицо, а заодно переоделась, вернув одолженный хитон назад в ничто.
Придирчиво осмотрев себя в зеркале, богиня решила, что выглядит очень даже ничего, и что маленькое приключение пошло ей явно на пользу. Розовый румянец на щеках и гневно раздувающиеся ноздри — чуть-чуть, самую малость, чтобы не испортить общей гармонии лица — делали ее очень привлекательной. Афродита подумала о том, что надо время от времени разгонять кровь подобными приключениями, после чего отправилась на поиски Пана.
Она обошла почти весь дворец, но не обнаружила ни Пана, ни кого-нибудь другого из богов. Залы были пусты, ни единого звука, ни единого шороха — от подобной мертвой тишины по коже Афродиты побежали мурашки. Несколько раз вдалеке мелькали тени, при приближении богини мгновенно исчезавшие в темных углах. Недоумевая по поводу происходящего, богиня дошла до тронного зала. Здесь ее перехватил Арес.
— Привет, недотрога! Куда спешим?
— Никуда. Ты не видел Пана?
— Видел. — Арес широко ухмыльнулся. — Он неважно выглядит.
Афо не стала конкретизировать, что означает неважно, а вместо этого спросила:
— А не знаешь куда это все подевались? И почему тени мечутся словно угорелые? У нас что, на сегодня запланировано светопреставление?
— Почти угадала, сестричка! Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Взяв Афродиту под локоток, Арес увлек ее на восточную веранду. Богиня подошла к мраморному парапету и ахнула. Внизу, прямо под ногами, грозно бушевало море.
— Это что, потоп?
— Ага! — засмеялся Арес. — Всемирный! Сейчас появится Девкалион с веслом в руке. Выходит, ты ничего не знаешь?
— О чем ты?
— Ответь мне сначала: ты за Громовержца или против?
— Конечно, за!
Бог ласково похлопал Афродиту пониже спины.
— А старик сомневался. Тут у нас произошла небольшая революция. Посейдон, Гадес, Афина и Гефест восстали против Громовержца и пытаются подтопить нашу мраморную хатку.
Глаза Афины открылись до пределов, отведенных им создателем.
— Но почему они взбунтовались?
— Я точно не знаю. — Арес с ленцой зевнул. — Меня в это время не было во дворце. Кажется, им не понравилось то, что Зевс расправился с Козлом. Они объявили старика низложенным и…
— Постой-постой! — Афродита схватила Ареса за плечо. — Ты что-то сказал про Пана?
— Зевс прикончил его, а что?
Богиня побледнела, рот ее жалобно приоткрылся.
— Где он?
— Он вместе с Артемидой и Аполлоном в Белой Сфере. Они готовятся…
— Я не об этом! Где Пан?
— Там. — Арес указал рукой на дверь в Тронную залу.
Оттолкнув Ареса прочь, Афродита вбежала в нее. Посреди залы, распростершись на мраморном полу, лежала безжизненная оболочка того, кто еще утром звонко стучал копытцами и веселил богов своей неуклюжестью и гримасами. Богиня наклонилась над ней и коснулась рукой лба. Он был холоден и сух, словно вместе с жизнью из тела ушла вся влага. Послышалось негромкое мычание. Афродита подняла глаза и увидела сидящую на троне Геру. Руки ее были прикованы цепями к подлокотникам, изо рта торчал кляп. Обернувшись к подошедшему Арес, красавица вопросительно посмотрела на него. Бог войны пояснил:
— Эта сучка хотела присоединиться к бунтовщикам, но мы с Аполлоном схватили ее прежде, чем она успела смыться из дворца. Кусалась! — Арес продемонстрировал указательный палец, на котором виднелись четкие следы зубов. — Пришлось ее спеленать, а чтоб не орала, засунули в рот тряпочку.