— Они дрались словно бешеные львы!
После этого Артабан впился зубами в телятину и принялся рвать ее крупными кусками — так ест сильно изголодавшийся мужчина. Он ел мясо, потом сладкие пшеничные лепешки, виноград и груши, пил бокалами вино. Таллия ограничилась куском ячменного хлеба и грушей. Плод уже переспел и был приторен. Как ни слизывала девушка с губ сладкий сок, ее подбородок все равно оказался липким. Тогда она омыла его вином и промокнула краем шелковой туники. Артабан, следивший за ее действиями, усмехнулся.
— Вот так! Принес жертву Зевсу. Быть может, он нам поможет.
Таллия ответила изящной, ничего не значащей улыбкой.
— Воин создал невероятных бойцов, — откидываясь на шелковые подушки, произнес Артабан. — Не представляю, как из сырого человеческого материала можно сотворить таких воинов. Они бьются словно одержимые, ломают копья руками, подставляют грудь под удары мечей. Это не люди, а демоны в человеческом обличье!
— Воин сам дает им пример, как следует драться.
Артабан сокрушенно покачал головой.
— Еще два таких боя, и мне пришлось бы повернуть войско обратно.
— Пришлось бы? — спросила Таллия.
— Да. К счастью, нашелся предатель, который проведет наших воинов через гору. Пять тысяч бессмертных во главе с Гидарном. Они ударят эллинам в тыл, и те окажутся меж двух огней. Тогда Воину не выстоять.
— Он знает об этом?
— Скорей всего — да.
— В таком случае он успеет отступить.
Артабан сделал глоток вина и усмехнулся.
— Думаю, нет.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Закон запрещает спартиатам отступать. Думаю, воин и его триста останутся на месте и примут последний бой.
— Ты считаешь его безумцем?
— Вовсе нет. — Вельможа рассеянно покатал ладонью опрокинувшийся от неосторожного толчка бокал, наблюдая за тем как рубиновая жидкость исчезает в ворсистой поверхности ковра. — Это своеобразный кодекс чести. Они умрут, но не отступят. Если они надумают покинуть поле битвы, матери и дети проклянут их.
Таллия вздрогнула, словно на ее нежную кожу брызнули холодной водой.
— Но это страшно!
— Конечно. С другой стороны это прекрасно. Это — смерть, о которой мечтает мой лев.
— Глупо, — твердо произнесла Таллия. — Я еще могу понять, если б их смерть влекла победу.
— Они рассчитывают победить.
Девушка скривила изящные губки.
— Как?
— Умерев. Героическая смерть вселяет мужество в живых. Триста умрут, те, кто придут за ними, победят.
— Так будет?
— Да.
— Зачем же ты тогда здесь?
Артабан пожал плечами.
— Говоря откровенно — не знаю.
Таллия бросила в рот виноградинку и сочно раздавила ее губами. Внимательно посмотрев в глаза вельможе, она спросила:
— Гумий, а что вы собираетесь делать, когда овладеете миром?
— Построим звездные крейсера и попытаемся захватить еще что-нибудь.
— И так до бесконечности.
— Наверно.
— Не выйдет. Империи рано или поздно разваливаются. Вы проиграете.
— Тогда мы начнем новую игру. И все равно — так до бесконечности.
— Но ради чего?
Артабан задумался лишь на мгновение.
— Ради игры. Тебе ли спрашивать об этом!
Девушка не ответила. Она отставила бокал и растянулась на пушистом ковре, положив голову на живот Артабана. Вельможа погладил ладонью шелковистые волосы.
— Мардоний возненавидел меня из-за того, что ты ушла ко мне.
— Он самолюбивый дурак! — отрезала Таллия. — Хотя и храбрый. А как поживает царек?
— Он знает свое место. Я приставил к нему двух людей. Достаточно одного моего слова — и царек умрет, задушенный подушкой.
— Ты умеешь брать все в свои руки! — похвалила Таллия.
— Это нетрудно, — продолжая гладить ее голову, сказал Артабан. — Ты когда-то умела делать это не хуже моего.
— Лучше. Намного лучше.
В животе Артабана заурчало, отчего по лицу девушки промелькнула быстрая брезгливая гримаска, тут же исчезнувшая. Таллия безмятежно улыбнулась.
— Поцелуй меня.
Она томно повернула прекрасное лицо к вельможе. Тот привстал на локте, намереваясь исполнить ее просьбу, но в этот миг раздался негромкий звонок. Артабан вздрогнул.
— Радиофон!
Отстранив Таллию, он поспешно поднялся и извлек из стоявшего у стены сундука небольшую шкатулку. Указательный палец коснулся небольшой завитушки. Послышался негромкий металлический голос.
— Гумий!
— Да.
— У меня неприятности. Враги атакуют Замок.
— Кто они?
— Точно не знаю. Но они располагают энергетическими спиралями и дестабилизируют Замок. Мне с трудом удается сохранить контроль над Шпилями. Нужна твоя помощь.
— Мгновение. Я лишь отдам приказ моим людям.
Артабан отключил связь и быстро произнес, обратившись к девушке:
— Я отлучусь ненадолго. Думаю, к рассвету вернусь. На всякий случай я оставлю письменное распоряжение. Если к утру меня не будет, передашь его сотнику Дитраву. Он знает, что нужно делать.
— Ты уверен, что там ничего серьезного? — спросила Таллия.
— Уверен. Вдвоем мы быстро справимся с напавшими на Замок. — Артабан хрустнул суставами. — Придется вылезать из этой шкуры. Не хочется, а придется.
— Это обязательно?
— Да. Ахуры не узнают меня в этом обличье.
Артабан закрыл глаза и напрягся. Негромко затрещали кости, по парче, прикрывающей тело, пробежала рябь. Облик вельможи начал изменяться. Исчез внушительный живот, плечи стали уже, руки и ноги слегка вытянулись. Подобная метаморфоза произошла и с лицом. Прошло всего несколько мгновений — и на месте Артабана стоял маг Заратустра. Он открыл глаза и устремил на Таллию их голубой взор. Девушка усмехнулась.
— Так ты смотришься гораздо лучше!
— Еще бы! Ведь это мой настоящий облик! Ладно, я пошел. Будь умницей!
Маг запустил руку в артабанов сундук и извлек оттуда портативный телепортатор. Он нажал кнопку, из прибора вырвался тонкий, почти бесцветный луч. Заратустра коснулся луча рукой и медленно растворился в воздухе. Выждав несколько мгновений, Таллия отключила упавший на пол телепортатор и улеглась на пушистые подушки. Она пила рубиновое вино, терпеливо дожидаясь ночи.