Тогда Конан взялся за кресло, на котором прежде сидела царица. Покрытое золотом и драгоценными камнями, оно весило немногим меньше, чем стол, однако варвар орудовал им с поразительной легкостью. Движение влево и три амазонки повалились на пол с разбитыми черепами, затем кресло полетело направо, повергнув еще двух. Смеясь, Конан вертел импровизированным оружием перед собою, прорубая целые просеки в рядах нападавших.
Наконец до амазонок дошло, что своими короткими мечами они не в состоянии причинить вред гиганту-киммерийцу. Несколько девушек бросились из залы с намерением принести луки, но в этот момент на сцене появилось новое лицо.
То была женщина. Но женщина, каких Конан еще никогда не видел. Она была невероятно огромна, превосходя ростом даже киммерийца. Ее руки и ноги походили на столбообразные конечности яфантов, отвратительное жирное лицо было похоже на жестокую маску. Всем своим обличьем она напоминала гориллообразного душегуба-шемита, с которым Конану пришлось однажды вступить в смертельный бой в Замбуле. Лишь огромная, словно половинка гигантского арбуза грудь свидетельствовала о том, что перед киммерийцем все же женщина.
Растолкав спешащих за помощью девушек, она подошла к столу. Глубокие жутковато-черные глаза обежали хаос свалки, затем ощупали Конана. Зычный, подобный львиному рыку голос всколыхнул воздух.
— Что здесь происходит?
Сомрис поспешно поднялась с пола, оправила одежду и попыталась принять величественный вид.
— Все в порядке, Горгия.
Чудовище бросило на царицу тяжелый взгляд.
— Я вижу, какой тут порядок. Кто этот человек?
— Конан, король Аквилонии, — ответила Сомрис.
— Как он очутился здесь?
— Он мой гость.
— Разве тебе не известно, Сомрис, что мужчинам запрещено появляться на терсиях!
Сомрис так и взвилась.
— Ты не имеешь права указывать мне, Горгия!
В гневе царица потеряла былое величие и стала похожа на разъяренную кошку. Женщина-чудовище осталась спокойна.
— Насколько я понимаю, все это сотворил твой гость, Сомрис?
Горгия повела рукой, указывая на беспорядочные груды тел и исковерканной мебели. Отовсюду неслись приглушенные стоны. Некоторые из пострадавших амазонок пытались подняться и тут же с криком падали на пол.
— Чужеземец перебил половину кларин, — продолжала гигантская женщина. — Он заслуживает смерти.
Одна из раненых амазонок пожаловалась:
— Он осмелился осквернить священное вино.
— Смерть ему! — воскликнула Горгия.
— Смерть! Смерть! — поддержали сразу несколько голосов. Некоторые амазонки, словно забыв о колоссальной силе гостя, стали вновь приближаться к нему, угрожая ножами. Конан казался совершенно спокойным. Лишь слегка побелевшие пальцы, крепко вцепившиеся в ножку кресла, выдавали его напряжение.
— Нет! — истерически закричала Сомрис. — Если ему и суждено умереть, то это произойдет по моей воле. Я сама решу какую казнь ему уготовить. И не смей, Горгия, лезть в мои дела! Возвращайся в лес. Там твое место!
Гигантша ничего не ответила. Она лишь взглянула на Сомрис, затем на Конана. И было в ее глазах нечто такое, что Конан понял — их пути еще пересекутся.
Как и следовало ожидать, Конану пришлось сменить свою комнату на менее просторную и менее светлую. И с крепкими запорами. Он не пытался сопротивляться, когда царица приказала взять его под стражу, так как чувствовал, что Сомрис на его стороне.
Стражницы отвели киммерийца в расположенную в подвалах дворца тюрьму. Перед тем как захлопнулась медная дверь, чья-то заботливая рука вбросила под его ноги теплый меховой плащ. Конан поблагодарил неведомого друга и улегся на узкую деревянную скамью, подложив под себя одну половинку плаща и укрывшись другой.
Однако пробыть в одиночестве ему пришлось недолго. Вскоре загрохотали засовы и в камеру втолкнули жреца, что присутствовал вместе с Конаном на пиру. На этот раз он был без греческого плаща. Всю его одежду составляла крохотная набедренная повязка, совершенно не прикрывавшая сытую задницу. Жрец был явно оскорблен тем как с ним обращаются. Погрозив захлопнувшейся двери кулаком, он пробормотал:
— Кастрированные свиньи!
После этого он нерешительно осмотрелся. Ложе в камере было лишь одно. Жрец не слишком понравился Конану, но повинуясь чувству мужской солидарности киммериец освободил часть скамьи и жестом указал товарищу по несчастью, что он может присесть.
— Благодарю, — пробормотал жрец, бесцеремонно накидывая на плечи край конанова плаща. — Меня зовут Кхар Уба. Я жрец Черного Ормазда и состою на службе у этих идиоток.
— Черный Ормазд? — удивился Конан.
Сколько он помнил могущественный бог туранцев и иранистанцев Ормазд неизменно изображался на настенных росписях в белых одеждах. Черным был цвет Аримана.
— Да, Черный Ормазд, — подтвердил жрец. — Его мало знают в западных странах, но это чрезвычайно могучий бог.
В душу Конана закралось легкое подозрение.
— А скажи, он может сотворить огонь?
— Раз плюнуть! — Жрец действительно плюнул на ладонь и его слюна занялась розоватым пламенем.
— А вызвать демона?
— Можно. Но демон нам не поможет. Эти длинноволосые твари отобрали у меня перстень. Без него демон не будет выполнять моих приказаний.
— А перенести нас в другое место? — продолжил допрос киммериец.
— Проще простого. Но…
Конан не стал слушать до конца, что же мешает им очутиться в королевском дворце в Тарантии. Вместо этого он смачно стукнул жреца ладонью в ухо. Тот отлетел в противоположный угол камеры и впечатался в стену.
— Так это ты, скотина, перенес меня в Амазон!
Жрец и не подумал отпираться.
— Допустим, я. Только зачем драться? Я ведь могу и ответить.
— Попробуй! — предложил Конан, складывая пальцы в здоровенный кулак.