Таким он и предстал перед ворвавшимися в сокровищницу амазонками. То были кларины, посланные схватить Конана. Увидев, что он облачен в доспехи Ульмвана, они поняли, что не смогут взять короля живым и вскинули луки. Но Конан действовал куда быстрее их. Гигантское тело киммерийца взвилось в воздух. Спустя миг он уже находился в толпе обезумевших от ужаса воительниц, со страшной размеренностью поднимая и опуская меч. Ему прежде никогда не приходилось убивать в бою женщин, но сейчас он делал это с удовольствием.
Вскоре все было кончено. На полу в лужах крови распластались двенадцать амазонок, уцелевшие с криком бежали прочь из башни. Конан и Опонта последовали за ними, не забыв запереть в сокровищнице лежащего без сознания Кхар Убу.
Едва амазонки узнали, что киммерийцу каким-то образом удалось овладеть оружием бога Ульмвана, как среди них началась паника. Воспользовавшись этим, Конан и его спутница беспрепятственно покинули дворец. Около конюшни их ждали несколько подруг Опонты, решивших присоединиться к бунту.
Одна из них подбежала к королю и склонила голову, признавая его превосходство.
— Говори! — велел Конан.
— В городе начались волнения среди ферулов. Огромная толпа вооруженных чем попало мужчин пытается взять штурмом блокдом в восточной сфере.
— Отлично! Присоединимся к ним. — Конан легко вспрыгнул на коня, но в тот же миг опомнился. — Постой. Я совершенно забыл об этом. Так Сомрис и вправду родила сына?
— Да.
— Где он?
— Должно быть в покоях царицы. Скоро его принесут в жертву Лиллит.
— Что?! — Рык варвара был подобен реву разъяренного яфанта. — Моего сына в жертву?! Ждите меня здесь!
— Конан, это опасно! — крикнула ему вслед Опонта, но киммериец уже не слышал ее. Вороной конь во весь опор несся к центральной галерее дворца. Попадавшиеся навстречу амазонки разбегались с испуганными криками. Лишь одна из них попыталась сразить короля из лука. Конан сшиб ее конем.
Вот и покои царицы. Не выпуская меча из рук Конан встал на спину нервно пляшущего жеребца и прыгнул прямо в царскую опочивальню. Составленное из ровных квадратиков слюды окно разлетелось вдребезги. Киммериец покатился по полу и тут же вскочил на ноги, отражая нацеленный в его голову удар. Ответным выпадом он пробил атаковавшей его амазонке грудь.
Со всех сторон к нему бежали вооруженные копьями девушки из личной охраны Сомрис. Волшебный меч Ульмвана блистал подобно молнии. Вскоре пол был устлан бьющимися в агонии телами и отсеченными конечностями. Скользя в лужах дымящейся крови Конан бросился к царице. Ее, совершенно ослабевшую от родов, вели под руки две кларины, пытаясь спасти повелительницу от ярости варвара.
Двумя ударами Конан покончил с этими последними защитницами и занес меч над головой Сомрис.
— Где мой сын?!
Царица задрожала. Все ее естество, воспитанное на пренебрежении и ненависти к мужчине, протестовало против подчинения его воле, но в глазах Конана была смерть. Царица сглотнула скопившийся в горле страх и выдавила:
— Он в храме Лиллит. Это сразу за дворцом. Его сейчас приносят в жертву.
Сказав это, она упала на пол и закрыла голову руками, будучи уверена, что киммериец не пощадит мать, отдавшую на заклание своего родного ребенка. Она ожидала удара меча. Ждала невыносимо долго. Но смерть все не приходила. Когда Сомрис решилась открыть глаза, Конана уже не было. На его месте стояла Латалия. Коротко вскинув над головой острый меч, кларина перерубила царице шею…
Конан тем временем бежал по длинному коридору, соединявшему дворец с храмом Лиллит. Меч Ульмвана безжалостно расправлялся со всеми, кто отваживался стать на пути киммерийца. У входа в храм на Конана напали десять вооруженных длинными копьями деров. Они рассчитывали оттеснить его и пришпилить к стене словно гигантского жука. Троих из них варвар убил в одном выпаде. Первого снизу в живот, присев под направленное на него копье. Второго поднимая голову, мечом снизу вверх, стесав врагу половину лица. Третьего он достал самым кончиком клинка, перерубив яремную жилу, мгновенно плюнувшую фонтаном крови.
В тот же миг в него ударили несколько копий. Четыре из них с хрустом разлетелись, встретив на своем пути броню доспеха. Одно сцарапало левый локоть. Конан мгновенно посчитался с обидчиком, затем вспорол животы еще двоим. Уцелевшие деры бросились бежать, но разъяренный киммериец настиг их и перебил на ступеньках храма.
Он успел вовремя. Черноволосая жрица как раз занесла ритуальный нож над крохотным розовым телом.
— Стой! — крикнул ей Конан.
Та испуганно повернула скуластое лицо на его возглас.
— Стой, — повторил Конан тише, опасаясь, что жрица испугается и рефлексивно ударит ножом его сына. — Иначе умрешь.
В том, что он сдержит свое обещание, сомневаться не приходилось. Повинуясь его тяжелому взгляду жрица уронила нож и бросилась вон из храма. Конан пощадил ее.
Он подошел к жертвеннику и осторожно взял на руки крохотного пищащего младенца. Мальчик. Сын. Его сын. Снаружи донеслись крики амазонок, напомнившие Конану, что надо спешить. Но как поступить с ребенком? Только сейчас Конан осознал, как тот уязвим. Достаточно одной стрелы, даже не отравленной. Да что стрелы! Достаточно крохотной царапины, нанесенной кинжалом, чтобы малыш замолчал навсегда.
Тогда Конан решительно снял с головы шлем и положил в него своего сына словно в люльку. Младенцу было неудобно и он тоненько заплакал. Зато теперь он был в безопасности.
— Ничего, малыш, привыкай! Тебе еще придется побывать и не в таких передрягах!
С этими словами киммериец выскочил из храма. Его уже ждали. Десяток стрел, пущенных со всех сторон, со свистом устремились в цель. Некоторые из них отлетели от доспеха, другие вонзились в незащищенные участки тела. Раны были несерьезными, а о том, что наконечники стрел могут быть отравлены, Конан старался не думать. Прижимая у груди шлем левой рукой, он ударами меча расчистил себе дорогу и побежал по площади, окружавшей дворец. Отчаяние придавало киммерийцу силы.
Внезапно из-за поворота появилась группа всадниц. Осадив коней они вскинули луки. Конан замедлил бег, приготовившись к тому, что через мгновение в него вопьются еще несколько стрел, но те полетели выше, в преследовавших киммерийца амазонок.