Усилия Посейдона были отныне тщетны, теперь настала очередь Гефеста. Камнееды к тому времени прогрызли диатремы[239] в каменной толще горы, и бог подземного огня пустил по этим тоннелям раскаленную магму. Склоны Олимпа в один миг расцвели оранжевыми фонтанами. Зевс приказал речному демону Главку, который остался верен своему владыке, залить огонь родниковой водой. Влага мешалась с пламенем, выплевывая вверх огромные облака пара. Белесая туча закрыла солнце, и Аполлон лишился своих волшебных чар. Гефестов огонь раскалил оборонительный купол, охлаждаемый с внешней стороны водою, и тот начал давать трещины. То там, то здесь волны прорывались сквозь стену и мутными потоками устремлялись вверх, с ужасным грохотом дробя камни. Оборонительный купол стал бесполезен, и Зевс убрал его, позволив облакам пара рассеяться по небу.
После исчезновения этой преграды море стало подниматься все выше и выше, подступая к священной роще — излюбленному месту гуляния богов. Нимфы с криком бежали от своих ручьев, уворачиваясь от огненных фонтанов, и искали спасения во дворце. Укрывшиеся в Белой Сфере боги искоса поглядывали на Зевса, ожидая, что он вот-вот признает себя побежденным и заговорит о примирении, однако Громовержец был хладнокровен. Он выглядел внешне безучастным к происходящему, и когда уже всем показалось, что Зевс сдался на милость врагов, он нанес ответный удар.
В одном из подвластных его воле измерений энергетические вихри вырыли огромную подземную полость. Пробив с помощью инверсионных волн стену, разделявшую оба измерения, Зевс направил поглощающие Олимп волны в этот резервуар, из которого вода попадала обратно во Фракийское море, обмелевшее к тому времени примерно на четверть. Наступление морской стихии приостановилось, затем вода отхлынула, обнажая изуродованную землю.
— Вот так-то лучше! — заметил Громовержец, оборачиваясь к застывшим в тревожном ожидании Аполлону, Артемиде, Аресу и Афродите. — Пусть попробуют придумать что-нибудь позатейливей.
Однако бунтовщики не собирались сдаваться. Посейдон наслал на Олимп морских крабов. Неисчислимые мириады бронированных пучеглазых чудовищ покрыли западный склон горы, грозя затопить ее своими омерзительными телами. Тогда Аполлон, к которому после того, как рассеялись тучи, вернулись его силы, обрушил на клешнястых воинов град солнечных стрел, и скалы покрылись хитиновой броней спекшихся заживо существ.
Следующий удар нанес Гадес, бросивший в атаку свое подземное воинство во главе с ужасной Гекатой. Аполлон вновь залил землю светом, который был нестерпим для хтонических существ, но Афина с помощью Эола соорудила огромный тучевой зонт, совершенно закрывший солнце. Монстры уже были на мраморной лестнице перед дворцом, когда Зевс послал им навстречу своих верных гекатонхейров. Это была славная битва. Чудовища вцеплялись друг в друга клыками и когтями, вырывая из тел огромные куски плоти; с хрустом ломались кости, на землю текла вязкая черная кровь. Сторукие победили. Бриарей сломал шею Церберу, Котт и Гий пленили Гекату, прочие чудища бросились в бегство.
Но победу им пришлось праздновать недолго. Афина наслала на могучих великанов стаи мышей, и гекатонхейры в ужасе ретировались. Артемида в ответ натравила на грызунов диких котов. На большой маковой поляне разыгралось новое побоище, в котором приняли участие и змеи, вновь выползшие из нор по приказу совоокой богини. Конец этому жаркому бою положил Зевс, накрывший поляну ультразвуковой волной, губительной для мышей и змей. Коты вышли победителями и вернулись к Сфере, хищно облизывая окровавленные усы.
Убедившись в том, что их атаки провалились, бунтовщики пошли на хитрость. Зевсу было дано знать, что Гадес хочет вступить с ним в тайный сговор. Подобное известие должно было показаться владыке Олимпа вполне правдоподобным, так как Гадес славился своим непостоянством и наверняка рассматривался Зевсом как самое слабое звено в бунтовской цепи. Так и вышло, Громовержец ничего не заподозрил. Он дал согласие на встречу с якобы раскаявшимся богом, приказав тому немедленно прибыть на Олимп, для чего Аполлон разблокировал один из световых каналов. Повеление Зевса было исполнено, но только на Олимп отправился не Гадес, а Морфей, замаскировавшийся под своего повелителя. Сонный божок столь ловко и правдоподобно принимал нужный облик, что даже Зевс не сразу раскусил обманщика. Прошло время, прежде чем Громовержец понял, что ведет переговоры не с Гадесом, а с демоном низшего порядка. Этого времени оказалось вполне достаточно для того, чтобы боги-бунтовщики с помощью боевых дельфинов достигли берега Пирии. Морфей был уничтожен точно так же, как Пан. Это была не последняя жертва среди обитателей олимпийского пантеона. При переходе через Эгейское море погиб морской демон Форкис, попытавшийся накрыть противников Зевса водяным валом. Форкис рассчитывал, что в благодарность за эту услугу Зевс сделает его владыкой морского царства. Боги разодрали его энергетическим смерчем.
Берег, на который они сошли, был ужасен. Вихри и вода уничтожили растительность, превратив землю в жидкое месиво, поверх которого лежал слой умерщвленной плоти — крабы, рыбы, змеи, дикие козы, серые тушки грызунов. То там, то здесь виднелась оскаленная морда захлебнувшегося тигра. Брезгливо ступая по уже начавшим разлагаться трупам, боги начали восхождение наверх. Обладавшая даром левитации Афина взлетела на вершину Олимпа и сбросила вниз наскоро сплетенную лестницу. Это облегчило подъем, и вскоре все бунтовщики стояли на вершине горы. Зевс ждал их в Тронной зале…
Быть может, это было наяву, быть может, это было видение. Когда Афродиту накрыла силовая волна, в ее голове лопнуло что-то оглушительное, затем установилась тишина, а через миг вернулся день. И в то же мгновенье она сделала два неприятных открытия. Первое состояло в том, что она была совершенно обнажена. Некто нахальный раздел ее донага, не оставив на теле даже клочка одежды. Афо яростно вскрикнула и тут же увидела этого некто. Он сидел на камне прямо перед ней, бесцеремонно разглядывая женские прелести сквозь узкие щелочки, проделанные в остроконечном колпаке, нахлобученном на голову. Незнакомец прятал не только лицо, с не меньшей тщательностью он скрывал и свое тело, которое вплоть до пальцев было затянуто во что-то блестящее — то ли кожу, то ли ткань неопределенного при этом цвета. Не зеленого, белого или красного, а именно неопределенного. При первом взгляде ткань казалась синей, через мгновенье она блеснула пурпуром, а чуть позже искрилась изумрудным оттенком. Но скорей всего она была черной.