Человек по натуре огнепоклонник. Во что бы он не верил, его мысль рано или поздно обращается к огню в образе ли Зевсовой молнии или огненного ямба Яхве. Огонь есть воплощение справедливости. Так считают последователи Заратустры. Все есть огонь, дарующий жизнь и несущий смерть — огонь Прометея и погребальный костер Геракла.
То был великий огонь, огонь очищения. Он не думал умерять свой пыл лишь Тронным залом. Багровые языки, словно щупальца осьминога, выскакивали сквозь проемы окон и швыряли горсти искр в сторону ападаны, тачары Дария, хозяйственных построек и казарм. Огонь грозил подобраться к казнохранилищу, где лежали бессчетные груды золота и серебра. И тогда Александр смирил свой буйный нрав, велев:
— Остановить!
Тысячи воинов бросились на борьбу с разбушевавшейся стихией. Они обрушивали тлеющие бревна, обливали водой раскаленные стены, отчего в ночное небо взвивались облака черного пара. Пожар потерял свою первозданную красоту. Теперь он походил на издыхающее чудовище, плюющее остатками былой ярости. Огонь еще хитрил и изворачивался. Он прорывался узкими, скользкими, раскаленными языками сквозь стены и тогда вспыхивала одежда воинов, а на коже образовывались багровые волдыри. Кричали обожженные, и чумазые, задыхающиеся от дыма люди уносили прочь лишившихся чувств товарищей. Огонь действовал то подобно коварному гаду, проникая под землю и выпрыгивая оттуда искрящимися фонтанами, то словно разъяренный бык сокрушал стены ревом и ужасными ударами оранжевых смерчей.
Натиск огненного урагана был страшен. Обращались в пепел дерево и ткань, потом не выдерживал камень. Одна из кирпичных стен, докрасна раскаленная пламенем после того как ее облили водой снаружи, пошла длиннющими трещинами. Едва воины успели отбежать подальше, как она рассыпалась на множество дымящихся кусков. И тут же рухнул свод. Упали огромные каменные быки-протомы, невиданными светящимися бабочками спланировали в плюющееся искрами облако раскаленные медные пластины.
Это был последний всплеск ярости. Пламя взвилось вверх с такой силой, что казалось вот-вот поглотит остальные части дворца. Но то была агония. Золотистые языки медленно умерли, словно ушли под землю, над развалинами воцарились дым и влажный пар.
Встанет солнце, и руины окончательно распростятся с огненным жаром. И тогда на пепелище устремятся интенданты, которым поручено выискивать оплавленные лепешки золота.
Александр и Таис были в этот миг далеко — в опочивальне Дария. Пресытившись любовными ласками, они лежали на громадном пушистом ковре, сотканном из шерсти тонкорунных овец. Легонько поглаживая безволосую, словно у младенца, грудь царя, Таис с улыбкой говорила:
— Твой подарок был великолепен. Как жаль, что это был лишь миг.
Александр ответил с серьезностью государственного мужа:
— Я не мог допустить гибели своего дворца. Мы свершили свою месть, испепелив колыбель, в которой зарождалась власть царей-варваров. И ты зажгла самый огромный в мире костер. Но я не вправе позволить огню уничтожить казну или дворцовую кладовую. Мне нужно золото, мои воины нуждаются в продовольствии и вине. Кроме того, — царь усмехнулся, — нам же необходима крыша на эти три дня, что я думаю провести в Парсе. Ведь не станешь же ты уверять, что предпочла б дворцу шатер, разбитый посреди голой степи!
— Ты хочешь иметь дом?
Брови Александра задумчиво сдвинулись.
— Я привык к жизни воина, но порой я мечтаю о доме, — признался он.
— Владеющий миром не вправе иметь дом! — веско произнесла Таис.
— Когда придет время, я сожгу все дворцы, обретенные мной. Или, если хочешь, подарю их тебе.
— Мне не нужны дворцы. Весь мир — дворец.
— Мир есть храм, — задумчиво промолвил Александр. — Кажется, так сказал Заратустра.
Таис кивком головы подтвердила правоту этого предположения. Затем она легла щекой на руку царя и закрыла глаза.
— Мне нужен огонь.
— А мне нужна ты! — вдруг сказал Александр.
Прекрасные губы афинянки тронула легкая улыбка.
— Смешно и нелепо: величайшему царю мира связывать свою судьбу с гетерой, женщиной, побывавшей в объятиях многих мужчин.
— Мне все равно. Прими мои дворцы, мои сокровища и оставайся со мной.
— Лестное предложение. Любая женщина была б непомерно счастлива, получи она подобное.
— А ты?
— Я не нуждаюсь во дворцах. И мне не нужны сокровища. Я имею больше, чем мне может дать кто-либо. Я люблю огонь. Он очищает и сжигает груз прожитых лет. Этот огонь превращает человека в невинного ребенка, завороженно наблюдающего за его веселящимися искрящимися язычками. Он делает из порочной души чистый лист пергамента. Ты зажег этот огонь и тут же погасил его.
— И это все? — Александр привстал на локте. — Я тотчас же велю зажечь его вновь!
— Не нужно. Не стоит тревожить остывшие останки. А кроме того мне не хочется вставать с этого пушистого ковра. Так ты любишь меня?
— Да. — Александр склонился к Таис и в подтверждение своего признания поцеловал ее в губы.
— Ты говорил это каждой девке, с какими имел дело? — дерзко засмеялась гетера.
Вопреки ее ожиданию, Александр не выказал гнева, а его последующие слова поразили Таис откровенностью.
— Ты моя первая женщина.
— Как, неужели ты…
— Да, — ничуть не смущаясь, ответил на еще невысказанный вопрос великий македонянин. — Ты единственная женщина, которой я возжелал обладать. Это глупо?
— Нет, это необычно. — Приоткрыв глаза Таис с любопытством взглянула на Александра. — И прекрасно. Я недостойна такой любви.
— Позволь мне решать это.
— А ты недостоин моей, — быстро прибавила гетера.
— Как тебя понимать?
— Помнишь, что сказал маг? Он обещал прийти к тебе, когда ты покоришь мир. Я же буду твоей, когда ты наполнишь его очищающим пламенем. Пусть он вспыхнет во славу Таис!
— Ты безумна! — прошептал Александр, целуя чуть усталое лицо Таис.
— Быть может. Но не более других. — Афинянка ласково погладила царя по голове. — Бедный мальчик, взваливший на свои плечи ужасное бремя власти. Тебе никогда не покорить мир. Ты боишься огня, ты боишься истинного размаха, тебя пугает необъятность сущего. Ты решился покорить огромное царство, на что не отваживались другие. Но ведь это такая малость в сравнении с тем, что по плечу человеку. Ты пытаешься создать великую империю, не подозревая, что она рассыплется на куски через день после твоей смерти. Время подобных империй еще не настало. Ты опередил время, Александр! То, что ты затеял, по плечу героям будущего. Ты же живешь прежде своего времени. И строишь великие планы. Ты умрешь в тот миг, когда вдруг осознаешь всю тщетность своих надежд. И не потребуется ни яда, ни кинжала. Ты превратишься в маленького человечка и умрешь. Маленький смешной дурачок. И все же я люблю тебя. — Таис притянула Александра к себе и, обжигая его губы страстным дыханием, прошептала: