Аббат Мортимер заговорил первым.
— Констанция доставила нам бесспорные доказательства Клуни не успокоится, пока не захватит аббатство.
Аббат хлопнул лапой по принесенному барсучихой плану:
— Я уже говорил, я не буду заниматься военными делами. Мне надлежит лечить раненых и кормить голодных. А готовиться к обороне — это ваша задача.
Матиас поднял лапу:
— Отец настоятель, нам надо не только обороняться, но и нападать.
Раздались одобрительные возгласы.
Аббат склонил голову и спрятал лапы в широких рукавах облачения.
— Ну что же, да будет так, — провозгласил он. — Я предоставляю спасение Рэдволла вам, мои военачальники.
Аббат удалился; в комнате остались Матиас, Констанция, Винифред, Кротоначальник и Амброзии Пика.
Потом к ним присоединились заяц Бэзил Олень и белка Джесс. Вскоре пришел и Мафусаил — он внимательно слушал всех, одобрял одни предложения и возражал против других, охлаждал запальчивых и подбадривал застенчивых. Военный совет продолжался почти до зари.
Бэзил настоял на том, чтобы отвести Констанцию в лазарет, где осмотрят ее раны. Идти в лазарет барсучиха не хотела.
— Подумаешь! Столько шума из-за нескольких царапин, — ворчала она.
Заяц громко прищелкнул языком:
— Несколько царапин! Вы только послушайте эту героиню! Моя дорогая Констанция, это не царапины, это славные боевые ранения, полученные на поле брани.
Чуть ли не силком Бэзил и Джесс увели Констанцию в лазарет. Остальные пошли спать, а Матиас и Мафусаил решили перед сном подышать свежим воздухом.
— Знаешь, я не могу избавиться от мысли, что мы победим лишь в том случае, если найдем меч Мартина, — сказал Матиас.
Мафусаил задумчиво кивнул ему в знак согласия:
— Пожалуй, ты прав. Но, увы, придется смириться с тем, что меч потерян нами навсегда.
Старик привратник тяжело оперся на лапу друга, и они не спеша пошли дальше. Разговор зашел о нападении воробьев на Джесс.
Мафусаил обернулся к Матиасу:
— Воробьи — очень опасные птицы. Воинственные и задиристые. К счастью, они нападают лишь на тех, кто вторгается на их территорию, как это и случилось сегодня. Кстати, ты видел воробьиху, которую подбили наши лучники?
— Еще бы! — ответил Матиас. — Констанция посадила эту маленькую забияку в корзину. Стрела ее только оцарапала, так что она свалилась скорее от неожиданности. Говорит, зовут ее Клюва.
— Так тебе удалось даже поговорить с ней? Удивительно! Их язык довольно трудно понять.
— Да как тебе сказать, — ответил Матиас. — Мне их язык не показался слишком трудным, да и эта дикарка меня, кажется, тоже понимала.
— И что же тебе сказала эта Клюва?
— Да ничего особенного! — ответил Матиас. — Мол, или она сама, или их вождь, король Бык, убьет меня. По всей видимости, всякий, кто не умеет летать, для нее — враг.
Они подошли к главным воротам. Старик пригласил Матиаса зайти к нему. Казалось, разговор о воробьях очень его заинтересовал. Войдя в келью, он принялся листать свои записи.
— Так, посмотрим. «Лето Великой Суши»… «Зима Глубоких Сугробов»… Это должно быть где-то здесь. Помнишь, я рассказывал тебе, как года четыре назад лечил ястреба-перепелятника? Ястреб рассказывал о воробьях, называя их, кстати, крылатыми мышами, хотя я не вижу никакого сходства между цивилизованными мышами и этими примитивными дикарями. Суть, однако, не в этом. Ястреб говорил, что слышал, будто воробьи украли из нашего аббатства что-то очень ценное, но не сказал, что именно. Я тогда решил, что он просто пересказывает слухи. А надо было порасспросить его, — может быть, он знал, что именно украли у нас воробьи.
— Ты думаешь, меч?
Старик легонько похлопал рукой по книге:
— Возможно. Видишь ли, воробьи не враждуют и не дружат с нами, они никогда не прилетают к нам в аббатство. Но там, на крыше, — это другое дело. Они считают ее своей территорией. И насколько я понимаю, единственный принадлежавший нам ценный предмет, который находился там, — это меч, хотя мы о нем и не знали. И кто, кроме птиц, мог знать о том, что воробьи его украли?
— Клянусь усами, — взволнованно сказал Матиас, — ты попал прямо в яблочко. Как полагаешь, наша пленница может что-нибудь об этом рассказать?
Глаза Мафусаила недобро сверкнули.
— Дай мне свой кинжал. Сейчас я произведу небольшой опыт. Пойдем.
Мафусаил направился к корзине, стоявшей около стены аббатства. Изнутри не доносилось ни звука. Мафусаил постучал кинжалом по дну корзины.
Клюва, которая, вероятно, дремала, зло зачирикала:
— Червь, червь, мышечервь! Прочь, иначе Клюва убьет!
Мафусаил изо всех сил старался говорить грозно:
— Молчи, грубиянка, а не то насажу тебя на этот кинжал, вместе с твоим королем, если, конечно, он осмелится пожаловать сюда!
— Ха, убей Клюву! Король Бык не убить маленький мышиный кинжал! Король Бык иметь большой меч! Порубить всех мышей!
— Слышишь, Матиас? — засмеялся Мафусаил. — У воробьиного короля есть большой меч! Матиас запрыгал от радости:
— Мафусаил, ты — настоящий волшебник! ж добно устроившись на взбитых подушках, Клуни потягивал из кружки ячменное пиво и слушал рассказ Селы и Черноклыка. Излагая свою лживую историю, оба ерзали на месте, стараясь не противоречить друг другу и не встречаться с холодным взглядом Клуни.
— Случилось вот что, хозяин, — мямлил Черноклык. — Мы со стариной Краснозубом присматривали за лисицей, и тут вдруг Краснозуб услыхал в лесу шум, ну и пошел разведать, что там такое.
— Откуда был шум? — рявкнул Клуни. Обманщики заговорили одновременно.
— С севера, — сказала Села.
— С запада, — сказал Черноклык.
— То есть с северо-запада, я хотела сказать, — поправилась Села.
— Ну и что же дальше? — спросил Клуни. Черноклык снова раскрыл пасть:
— Видишь ли, хозяин, его не было очень долго. Мы звали его, но он не отвечал.
— И тогда мы пошли его искать, — вставила Села. Клуни, поигрывая кружкой, сверлил лисицу взглядом.
— Мы все искали и искали его, — забормотала Села, — но нашли лишь трясину…
— … которая бесследно поглотила беднягу Краснозуба, — ехидно закончил Клуни. — Но скажи мне, Черноклык, откуда у тебя эти синяки и царапины?
Села поспешила на помощь:
— Он упал в колючий кустарник.
— Что? Ах да, я искал, искал Краснозуба и не заметил колючих кустов.
Оскалив желтые клыки, Клуни зло рассмеялся:
— Значит, ты упал в колючий куст, который наставил тебе синяков под оба глаза, порвал ухо и перецарапал тебя всего?
Черноклык смотрел в пол. Он дважды сглотнул, прежде чем ответил упавшим голосом:
— Выходит, что так, хозяин.
В голосе Клуни зазвучала издевка:
— А потом, наверное, прилетели три крылатые свинки и каждая дала тебе по засахаренному яблочку?
— Ну да, то есть о чем это вы, хозяин?.. Ой! — Черноклык аж подпрыгнул, потому что Села с силой пнула его лапой, чтобы он замолчал.
— Эй, лиса! — прорычал Клуни. — А где та особая трава, которую ты ходила искать?
— Особая трава? — растерялась Села.
— Проваливайте! — заорал Клуни в ярости.
Крыса и лисица, едва не застряв в дверях, выбежали вон. Клуни откинулся на подушки и усмехнулся. Отлично! Краснозуб мертв, да и черт с ним! Краснозуб был честолюбив, а Клуни ценил честолюбие только в самом себе.
В глубине Леса Цветущих Мхов ночной ветерок слегка колебал верхушки деревьев. В безоблачном небе висела полная луна.
— Асмодеус, Асмодеус-с-с-с.
Блестящие черные глаза всматривались в ночь, раздвоенный язык пробовал воздух, травинки содрогались от прикосновений длинного чешуйчатого тела.
— Асмодеус, Асмодеус-с-с-с.
Тихо шурша, неприметный, как тень, огромный аспид осматривал свои владения. Он был приучен к терпению и скрытности. Он мог часами лежать неподвижно, ожидая, когда какая-нибудь ничего не подозревающая зверюшка подойдет к нему достаточно близко. Иногда в поисках птичьих яиц или спящих в гнездах птиц он заползал на деревья. Ночная охота не всегда бывала удачной, и аспид оставался голодным. Но терпение и скрытность, терпение и скрытность — это было его девизом. У ствола сикоморы аспид наткнулся на бездыханное тело Краснозуба. Вот так сюрприз! Еще одна крыса, не надо тратить яд и прибегать к гипнозу.