Беспалова Татьяна Олеговна
Воин Русского мира
Пролог
— Что ты чувствуешь, Лихота? — спрашивает Сашка Травень.
— Азарт, адреналиновый мандраж, как перед дракой, — отвечает Савка Лихота.
— Який, який? — таращит глаза Иван Половинка.
— Адреналиновый! — Савка сплевывает. Белесый шлепок уплывает назад, за корму «брони». Иван не унимается:
— Шо ты мне слова темны говоришь в такую годину?
— Мальбрук в поход собрался… — вздыхает Лихота.
Движок «брони» ревет, заглушая окончание савкиной фразы. Тело БМП под ними дергается, плавно ускоряет ход. Машины в колонне — вереница тентованных «Уралов» в сопровождении нескольких БМП — подобны бусинам, нанизанным на леску, за конец которой тянет невидимая рука. Их машина — вторая в длинной «гусенице» конвоя, медленно ползущего между холмами. Колонна втягивается в ущелье Апушелла. Местность здесь, словно грудь великана на вдохе, становится всё выше и выше.
Расположение десанта на «броне», как обычно, соответствует негласному регламенту. На ребристых листах и по бокам башни располагаются старослужащие. Это лучшие места на «броне». Под стволом пушки — командирское место. На корме, на ящиках с боеприпасами и прочим барахлом, сидят молодые солдаты, в том числе сам Травень и его земляки, Лихота и Половинка. Как-то здесь притерся и артиллерийский наводчик Тихомиров — вонючий, скотоподобный, но по-скотски полезный человек.
Впереди движется БМП сержанта Канашкина. Синий выхлоп смешивается с серой пылью, образуя причудливые облачка. Сашка любуется ими. Красиво.
Склоны пологих холмов, похожие на путников в пыльных плащах, расселись вдоль дороги, укрылись плащами с головой, защищаясь от ночного холода. Мелкая серая пыль покрывает каждый камень. От вездесущей субстанции свободна лишь ярчайшая, даже в ранний, утренний час, лазурь неба да блестящая синь воды. Гремучий поток катится, обвиваясь вокруг подножий холмов, узкая, бетонная дорога преследует его, повторяя каждый изгиб.
На плоской вершине одного из холмов, самого высокого в округе, разбросаны разновеликие кубики — домишки аборигенов. Скоро их плоские, по местному обычаю, крыши скроются из вида. С большого расстояния окна кажутся черными дырами, неправильной, продолговатой формы.
На противоположной стороне потока, на пологом бережку, под боком невысокого холма притулилась купа голых деревьев — сад. Скоро зацветут абрикосы и их корявые силуэты потонут в розовой дымке, но пока ночи слишком холодны.
«Броня» морозит зад. Сашка терпит, стараясь не слишком громко стучать зубами. Гусеницы БМП поднимают тучи пыли. Скоро она покроет и людей на «броне», и сами машины слоем толщиной в палец. Тогда они станут полноценной частью ландшафта, а это — лучшая форма маскировки.
Колонна движется медленно, со скоростью человека, идущего прогулочным шагом. Перед головной БМП шагают ребята из саперного взвода. На каждом — по два бронежилета, у каждого в руках — щуп. Солдаты никуда не торопятся, не слышат надсадного рева движков за спинами — их уши закрыты наушниками, их внимание отдано дороге. Саперы сосредоточены, им недосуг рассматривать серо-голубой, опостылевший пейзаж. Несмотря на утренний холод, лбы их покрывает испарина.
Примерно через двадцать минут, когда напряжение выпьет все их силы, рядовые саперного взвода Савва Лихота, Александр Травень и Иван Половинка сменят их. Они будут также шагать со щупами в руках до тех пор, пока свирепое светило Кандагара не поднимется к зениту, чтобы раскалить железо. Но до этого всякое может случиться.
Первая ракета ударила по тентованному «Уралу» позади них. Грузовик вспыхнул пионерским костром. Вторая прилетела почти одновременно с первой и ударила в полотно дороги перед головной БМП. Машина подпрыгнула, как резиновый мячик. Лихота, Половинка и Тихомиров вцепились в ледяную броню. Сашка же, наоборот, приподнялся. Но рассмотреть что-либо не представлялось возможным: клубы дыма скрыли и саперов — их товарищей, и головную машину.
— Канашкин горит! — завопил кто-то.