— Что? — спрашивает Наташка.
— Вот скажи, Егор, ты Брагин или ты Добров?
— Хм… хороший вопрос.
— Не подумай, дело не в том, кем тебе больше хотелось бы быть. Просто кем ты себя ощущаешь?
— Брагиным, чего тут думать.
Моя жена облегчённо вздыхает.
— Вот именно! — подтверждает Мурашка. — Ты тот, кто есть прямо сейчас, в текущей действительности. И, скажу вам правду, я, совсем ещё ребёнок с кучей ограничений и несвобод, но чувствую себя Натальей Николаевной Мурашкиной, и мне это нравится, хотя признаюсь, я прожила прекрасную счастливую жизнь. Вчера, конечно, сердце защемило, когда отца увидела, так грустно стало, даже всплакнула втихаря, но вот эти салажата… мои новые родители… Я их тоже люблю… Вот ведь какая штука…
Она замолкает и мы погружаемся в размышления.
— Так, ладно, мне бежать надо, — говорит маленькая Наташка. — Родаки скоро придут.
— Интересно, — задумчиво говорит моя Наташка. — А что будет, если ты выйдешь замуж за Доброва?
— Что? Как это? А вдруг он противный?
— Да ладно, это же наш Егор.
— Ну так-то да… Но ведь мы все можем из-за этого исчезнуть…
— Я просто подумала, — произносит моя жена и, оглянувшись на меня, переходит на шёпот. — А ты сможешь полюбить кого-то другого?
— Егор, иди полюбуйся ночным небом, пожалуйста, — предлагает Мурашкина, оглядываясь точно с тем же выражением лица, что и у Рыбкиной. — А мы тут пошепчемся немножко…
— Муж… — шепчет моя законная супруга.
Я любуюсь её телом, кажущимся в темноте вырезанным из гладкого тёмного дерева. Ночь, лунные блики играют на линиях рук, на груди и бёдрах. Капельки пота — это смола. Берёзовый сок… Она лежит рядом со мной, нагая, утомлённая и, я очень надеюсь, счастливая.
Я тоже счастлив, сам себе я могу в этом признаться. Если бы кто-то спросил меня, какой жизни я хочу, при условии, что могу выбрать любую, я бы оставил всё как есть. Да, думаю, снова выбрал бы именно эту. Я чувствую энергию молодости, я чувствую любовь и мне кажется, что мне по плечу абсолютно всё в этом мире. В этом… А может, и в других тоже…
Я наклоняюсь и целую Наташку в губы. Она обвивает мою шею рукой, тонкой и сильной, прижимая со всей мочи. Гладит мои плечи и спину, бедро, прокрадывается к животу. Я чуть отстраняюсь, давая ей дорогу и она совершенно бесстыдно скользит дальше.
— Ненасытная, — с улыбкой шепчу я.
— Ненасытный, — констатирует она, истину, упираясь в неоспоримый факт.
— Хочешь с ним сам поговорить? — спрашивает меня Толян, когда утречком мы встречаемся в холле гостиницы.
— Не очень, если честно, — отвечаю я.
Наташка ещё спит, а я вот выбрался пообщаться с начальником местного «Факела» по поводу вчерашнего «инцидента».
— Удалось что-нибудь выяснить?
— Ну, — мнётся Толян. — Точно не хочешь сам с ним поговорить?
— Слушай, у меня сегодня типа второй день, сам понимаешь. А чего там такое, что ты не можешь сказать?
— Да не, так, ничего особенного, — неохотно бросает он с кривой улыбочкой. — Он, типа идейным оказался.
— И что за идея?
— Как бы справедливость…
— И в чём же она, справедливость? В похищении юной девушки?
— Да, блин, Егор, он дебил контуженный.
— А раньше это не проявлялось?
— Нет, не замечали.
Блин, нужно действительно штатные единицы психологов вводить. Правда, я лично им не верю. Психологам то есть… Но может, хотя бы выявлять будут проблемных чувачков.
— Ну, не тяни, Толик, рассказывай.
— Да чё, дурачок он, короче. Недовольный, типа, салага, салабон и всё такое, рулит крутыми вояками, а сам пороху не нюхал. Зато весь из себя король джунглей, в бабках утопает, девки, тачки, золотой, короче, мальчик.
— Это он про меня так?
— Ну… да… Он тебя вчера не видел, бляха, как ты пороху не нюхал. Сам бы он обосрался, в натуре, хер бы на самолёт прыгнул. Ты реально, Егор, крутой чувак. Без башки совсем, но прям крутой.
— Мерси-мерси, ты сам-то покруче будешь, но не суть, дальше-то что? Допустим, даже всё так и есть, как он живописует. А в чём прикол? Он хотел типа меня наказать или что? Проучить таким образом, показать, почём фунт лиха?
— Да нет, знаешь же, как бывает. Сидел где-то с парнями, задвигал свою теорию, а его подловили на слове, давай типа накажем мудилу… ну… то есть, пардон…
— Ты-то за что извиняешься? То есть чисто за идею?
— Ну, не совсем, штучку он срубил за свои делишки.
— Иудушка, в натуре. То есть он хотел насолить мне и поэтому решил отдать в руки зверей ни в чём неповинную девушку? Так что ли?