Сивушов еще раз посмотрел на поляну, усеянную трупами, презрительно сплюнул и постучал по корпусу БТР-а:
— Поехали, голубчики! Прямиком в старый советский «почтовый ящик»! У вас на карте отмечено.
— Есть, товарищ генерал! Будет исполнено! — глухо донеслось из- под брони и, взревев двигателем, бронемашина развернулась и резво стала набирать скорость, догоняя ушедшие вперед танки.
— Значит, ребята-танкисты успели вовремя? — поинтересовался у генерала полковник.
— А сам не догадываешься? — в свою очередь ответил вопросом на вопрос Сивушов.
— Да вижу, Степ, вижу! — поморщился Шишков. — Много наших-то полегло?
— Около семидесяти человек, — потемнев лицом, покривил губы начальник базы. — И тридцать с лишним раненых.
Лев Николаевич кивнул и внезапно его взгляд наткнулся на три трупа, лежавших на обочине, насквозь прошитых десятками пуль.
— Это.. чего? — в полном ужасе воззрился на Сивушова полковник.
— Танкисты их положили, когда они внезапно из кустов выскочили, — виноватым голосом буркнул Степан Никифорович, словно это он сам послал их через дорогу на встречу верной смерти.
Лев Николаевич обернулся, и с острой болью, читавшейся в глазах, в последний раз окинул взглядом трупы его группы, по глупой случайности попавших под орудия союзных танков. Игры Судьбы опять вмешивались в жизнь людей, от незнания или же по злому умыслу ломая тонкие линии бытия самых разных творений Природы под единым названием — ЧЕЛОВЕК.
Глава 13
Опытные бойцы и мудрые люди частенько говорили Диру о том, что ощущение боли есть самое сладостное, ибо это говорит о том, что ты еще жив. Петру это определение ни капли не нравилось, и он готов был плюнуть в глаза каждому, кто еще раз в его присутствии произнесет эти слова вслух.
К удивлению ветерана, он очнулся не от боли, а от настырно светившей прямо на лицо Луны. Ее зловеще-притягательный свет стремился влезть в каждую щелочку, пропитать собой каждый сантиметр мертвого города. И вот, наконец-то, ее яркий свет упал на истерзанное жестоким боем тело Дира. Боровицкий постарался приоткрыть тяжелые, непослушные веки и оглядеться, но ему это удалось с трудом. И едва он сделал движение повернуть голову вправо, как дикая, ни с чем несравнимая боль пронзила его тело, буквально разрывая на части мышцы в приступе судорог, продолжавшихся, как показалось Петру, целую непреодолимую вечность.
Правда, почти сразу его тело кто-то или что-то с силой прижало к чему-то мягкому и податливому, не давая порвать жилы, а спокойный размеренный голос с натугой прохрипел:
— Тихо, тихо! Держись боец! Сейчас станет полегче! — и с этими словами странный незнакомец, блеснув на лунном свете медицинской иглой, быстро ввел голому, по пояс, спецназовцу в плечо какую-то сыворотку, оказавшуюся, на поверку, обезболивающем. Судороги отпустили почти сразу и тело Дира смогло с наслаждением расслабиться, чувствуя как от укола по всем внутренностям, костям и мышцам распространяется мягкое обволакивающее тепло.
— Ты кто? — немного тряхнув головой, стараясь очистить разум, Петр покривился от новой тупой боли, вспыхнувшей в основании черепа, но сразу заглушенной анестетиком.
— Оскар Григорьевич Петровский, — устало буркнул незнакомец, исчезая из поля зрения раненого, но, судя по звуку, усаживаясь на старый, но еще крепкий стул, издававший страшные скрипучие звуки, способные навести жути на любого, мало-мальски читавшего и смотревшего ужасы, человека, — подполковник Федеральной Службы Безопасности Российской Федерации.
— Ого! — даже с помутившейся головой, Дир не потерял способности мыслить логически и его мозг, пусть даже подкошенный на время анестезией, выдал своему хозяину верную мысль. — С группой Манцура сюда прибыли?
— Что? Откуда Вы знаете? — голос подполковника мгновенно изменился с полусонного на подозрительный и Петр с усмешкой подумал, насколько быстро можно довести человека до полуобморочного состояния, а потом перевести почти в боевой режим, не прикладывая никаких физических усилий. — Вы-то кто еще такой?