— Петруша! — с противоположного конца комнаты раздался нежный женский голос. — Сынок, посмотри на меня!
— Мама? — Петр отнял руки от лица и, сквозь затмившие глаза слезы, смог смутно разглядеть, во все сильнее темневшем помещении, фигуру своей матери, которую все так же облегало белое платье-балахон.
— Да, сыночек, это снова я! — ее легкие шаги, при которых она почти не касалась пола ступнями, все же прошуршали в темной комнате необычно тихо и мягко. Ее пальцы заскользили в его волосах, а он, не удержавшись, вцепился в нее мертвой хваткой, обхватив руками ноги женщины.
— Не уходи, прошу! Я больше не могу так! — отчаянно зажмурившись, взмолился Петр, по лицу которого потекли новые влажные дорожки. — Я больше не могу!
— Можешь, сынок, ты все у меня можешь! — ее чистый приятный голос проник в сознание Дира, в котором сейчас было так мало от военного разведчика и так много от лишенного в детстве материнской любви, мальчика. — Именно ты, мой золотой, и только ты можешь все это исправить!
— Но почему? Почему именно я? Я этого не хочу! — с новой силой прижимаясь к ногам матери, взмолился Петр.
— Ты сын своего отца! — необычайно строго оборвала его женщина. Ты наделен его силой и силой той, которую он дал тебе в дар в тот день, когда впервые устрашился своего детища!
— Что? — отстранился от матери лейтенант и устремил быстро просыхающий взгляд на милое, с детства, лицо.
— Пора тебе это узнать, милый, — снова нежно произнесла она. — Это твой отец был создателем этого монстра, с помощью которого он хотел изменить мир к лучшему, но…
Женщина замолчала, а долго ждать продолжения Дир не мог:
— Что «но»?
— Человек, возглавивший дело твоего отца, захотел с помощью этого изобретения обрести неслыханную власть над всем живым на Земле! Но его план провалился, после того, как этот самый злой человек недооценил Григория, твоего папу! — ее последние слова получились какими-то особенно торжественными и Петр, наконец, смог отвлечься от пессимистических мыслей.
— Кто был этим человеком? — быстро серьезневшее лицо сына, прокатилось по всему духу его матери великим чувством гордости, и она медленно произнесла фамилию, которую ненавидела еще при жизни:
— Головачев.
— Го-ло-ва-чев, — по слогам повторил Дир, кончиками пальцев проводя по белой рукояти шаманского ножа. Их сразу кольнуло быстро нараставшим жаром, и Петр поспешил распрощаться.
— Прости мама, но тебе надо уходить! Здесь кто-то есть! — отчеканил спецназовец, взваливая на плечи рюкзак и смещая предохранитель автомата на стрельбу «одиночными».
— Береги себя, Петруша! И помни, что я всегда с тобой! — тихо произнесла женщина, растворяясь в воздухе и долгим, печальным взглядом провожая скрывшегося за углом комнаты своего сына.
Осторожно продвигаясь по квартире, Дир в который раз удивился своему хладнокровию, и готовности принять призрака своей матери за нее саму. И это после всего, что произошло с Петром за последние пару дней. Еще немного поразмышляв на тему психологии, науку которой когда-то давно, еще до его рождения, постигала его мать, после чего смогла без лишних усилий вытащить сына из глубины депрессии, Дир сосредоточился полностью на своем, почти бедственном, положении дел. Обойти этих тварей незаметно у ветерана не было никакой возможности, поэтому, вознеся некоторые хвалы и просьбы к христианскому богу и к таймырским духам одновременно, затаившийся в тени коридора, ведущего к выходу из квартиры, спецназовец сделал первый шаг навстречу новым опасностям, но тут же вынужден был замереть недвижимо. Аккуратно открыв скрипевшею, державшуюся на «честном слове», дверь квартиры, в поле зрения ветерана появилась почти черная нога с огромной раной на голени, источавшая ужасный смрад гнилого человеческого мяса. Следом в помещение ступило то, что раньше было женщиной. Остатки выпадавших прядями волос закрывали половину лица, но, открытая другая, не внушала ничего хорошего, предоставляя взору диверсанта «насладиться» зрелищем вывалившегося из черепа глаза, державшегося на зрительном нерве. Ее, некогда полные, губы были разбиты, сквозь зверские раны проглядывали почти черные зубы, а разорванная на груди блузка демонстрировала всем вокруг некогда красивую женскую грудь, на которой сейчас копошились зеленые мухи. Передернув плечами от омерзения, Дир дождался, когда тварь повернет направо, что бы изучить залу и, подкравшись незаметно к своей неживой жертве, легким взмахом армейского «кукри» отрубил ей голову. Нож прошел через подгнившую кожу и мышцы легко и свободно, словно через масло. Отступив от упавшего тела, Петр быстрыми ловкими движениями вытер лезвие ножа, покрытого бурой воняющей кровью и, вложив его в ножны, сплюнул на пол и взял в руки автомат. И опять до его мозга достучалась мысль о том, что он действует все же не правильно. «Какого черта? — выходя на лестничную клетку, сердился про себя бывший ГРУ-шник, — опять я шкуру свою берегу! Опять привычка берет надо мной верх! Если я тот, кто должен остановить все это безумие, то я и должен действовать так, как подобает таким как мы! Нагло и жестоко!» Подходя к дверям в подъезд, лейтенант двумя точными выстрелами своего АК-74 раскроил черепа еще двух тварей и, сильным пинком, распахнул створки. Вся улица, представшая перед ним во всей своей красе, была наполнена смердящими телами, внимание которых сразу привлекли звуки выстрелов и эффектное после них появление в поле их неживого зрения живого человека.