Гуляют все!
Поиск и обыск не потребовались. Все как один матросы твердили, что крик раздался из отделения нижнего трюма, в который не грузили ничего, принадлежащего мне. Парочка парней, которым я приказал следовать за собой, помявшись, доложили, что за время путешествия члены команды несколько раз пытались посетить это отделение, но сбегали из-за жуткого злого шипения, сопровождаемого гулкими проклятиями на неизвестном им языке.
— Мы, ваше сиятельство, подумали и решили, что это вы, наверное, туда какую-то злючую диковину заселили, — добавил к рассказу один из матросов, — Вон на палубе-то мужик живет здоровенный, вот мы и того…
Разумно, хоть и не совсем верно. Кем могло быть издавшее тот леденящий душу вопль существо я знал, точнее, даже был уверен. Но не совсем понимал, что именно могло заставить Регину Праудмур, неустрашимого бойца-инквизитора, издать такой звук. Хотя, нужно отдать должное матросу — отчаянно рыжей и мелкой Регине эпитет «злючая диковина» подходил просто идеально.
Перед лестницей, ведущей вниз, я остановился, мягко подталкивая в спину шедшую до этого позади меня Момо. Та, сделав непонимающие и чрезвычайно невинные глаза, задрала голову, уставившись мне в лицо. Мол, что хотел?
— Первой в помещение запускают кошку, — пояснил я свою жестикуляцию, заодно тормозя освободившейся рукой рвущуюся в бой Рейко.
Изобразив мимикой всё, что она думает насчет тирана, эксплуататора и негодяя, Момо начала спускаться в подвал. Выждав несколько секунд, я возглавил остальной разведотряд, следуя по ее стопам. А что делать? Из-за последних событий в моем организме буквально не осталось живого места. Что не отбили и не прорезали, то надорвали, надкусили, расцарапали и растянули. Даже передовые алхимия и медицина этого мира оказались бессильны против того количества травм, что нахватали мое тело и душа. Ну, как бессильны? Восстанавливался я с чудовищной скоростью, если принимать во внимание мнение судового врача, но до момента, когда буду здоров, было еще далеко.
Регина Праудмур, лейтенант Первой Армии Ватикана, полтора метра и 38 килограмм боевой ярости и безбашенности, вызвавшая, возглавившая и успешно выжившая в «Токийском истреблении чудовищ» сидела с на тюках с какой-то ветошью, громко икая с периодичностью метронома. Широко раскрытые голубые глаза девушки неотрывно смотрели на нечто, скрытое в тенях. Так человек, стоящий на пороге собственной жизни, мог бы смотреть на Бездну…
Только вот эта конкретная бездна пялилась на девушку в ответ, причем весьма смущенными… взглядами.
Я испытал короткий, быстрый, но очень бурный внутренний конфликт. В этом мире с самого детства меня воспитывали как английского аристократа — расчетливого, прагматичного, вежливого, но абсолютно авторитарного и скорого на расправу. Иные в местном Лондоне и не выживают, учитывая весьма жесткое табу, распространяемое на огнестрельное оружие для именитых, которые могут использовать либо ружья со скользящим затвором, либо револьверы. И то и другое средство самозащиты предполагает долгую и мучительную практику для оттачивания мастерства применения оружия. Проще говоря, вместо молока матери я впитал жизненную необходимость стрелять первым в любую потенциально опасную цель.
А вот давно и надежно приглушенная память из первой жизни… мира, где история развивалась совсем по другому пути, где не было эфира, магии, божеств, нечеловеческих рас, иномировых сущностей и иных планов бытия, она меня бы тормозила, заставляя обдумывать поступки, упуская безжалостно уходящие доли секунд. Скорее всего, не отвергни я свой старый образ мыслей, то давно уже был бы мертв. Но сегодня и сейчас, после двух недель расслабленного отдыха в приятной компании, землянин, знакомый с смартфонами, интернетом и миром, в котором крысы размером с треть кошки, поднял голову… спасая день. На краткий момент веское «нельзя» старой памяти оказалось быстрее и сильнее отточенной реакции английского рыцаря.
Поэтому, моя рука даже не дернулась к оружию, когда я разворачивался к двум отдаленно знакомым мне личностям, невесть какими путями судьбы оказавшихся на «Клаузере».
— Какая встреча… — медленно протянул я, под удивленные звуки Рейко и настороженный шелест вынимаемой из ножен стали, идущий от моих горничных и Момо.
— Кхе-кхе, — смущенно прокашлял тщедушный лысоватый старичок, закутанный в одеяло поверх теплого кимоно. Он скосил глаза на продолжающую икать Регину, а потом бочком отошел в сторону, сделав вид, что он предмет мебели.