«Силёнок — на копейку, а герой…»
Силёнок — на копейку, а герой —
Горласт, задирист, прыгает, как мячик…
Парнишке-воробью нельзя иначе,
Особенно весеннею порой.
Чирикает, порхает. Наконец,
У голубя выхватывает лихо
Кусочек сухаря. И воробьиха
В восторге замирает: «Ах, храбрец!».
А рыжий кот, слегка прижмурив глаз,
От сырости потряхивая лапой,
Вдоль ящиков крадётся тихой сапой
И думает: «Вот я тебя сейчас!».
«Ладони ветра пахли мятой…»
Ладони ветра пахли мятой,
Касаясь губ, касаясь щёк,
А повод — кожей сыромятной
И конским потом, и ещё
Дорожною сухою пылью
И светлым дождиком грибным,
Старинной небылью и былью,
Забытым чем-то и родным.
И, прижимаясь к жесткой гриве,
В потоке времени скользя,
Я понимала, что счастливей
Стать на земле уже нельзя,
Что завтра по траве примятой
Чужой скакун продолжит бег…
Лишь терпкий запах дикой мяты
Со мной останется навек.
«Человек исчезает. И время, сужая зрачок…»
Человек исчезает. И время, сужая зрачок
До чернеющей точки, прицельно глядит ему в спину.
Ангел мой, погоди, не крыло мне подставь, а плечо —
Я ещё не сейчас, не сейчас эту землю покину.
Неуютная жизнь, где порою не видно ни зги,
Где на выцветших снимках всё тоньше и призрачней лица…
Всё равно — погоди, с каждым часом сужая круги,
Торопить меня в путь, из которого не возвратиться.
Доживу до весны, и границы стеснённой груди
Резким вдохом одним, словно тёмные шторы, раздвину,
И, хмелея от света, шепну: «Погоди… Погоди…
Погляди мне в лицо, перед тем как прицелиться в спину».
«Без обвинений и высоких слов…»
Без обвинений и высоких слов
Мне воронёный ствол упрёт в затылок
Эпоха рынков, нищих стариков,
В кошёлки собираемых бутылок.
Эпоха, где уже не на кресте —
На поручнях промёрзлого трамвая
В раздавленной телами пустоте,
Распяв, тебя сейчас же забывают.
Где, как во сне, без голоса кричать,
И погибать в слепом бою без правил,
Где горького безумия печать
На лоб горячий кто-то мне поставил.
Где получувства точат полужизнь,
И та привычно, и почти не страшно,
С краёв желтея, медленно кружит,
И падает в архив трухой бумажной.
Где время, обращённое в песок,
Сочится, незаметно остывая,
И отбывает слишком долгий срок
Душа — на удивление живая.
Из книги «Геометрия свободы»
2004
«Когда Фонтанки вспухшая вода…»
Когда Фонтанки вспухшая вода
В безмолвии пугающе-несытом,
Как будто часа ждущая беда
Шевелится под вздыбленным копытом,
Когда в обнимку пляшут свет и тьма,
На бронзовой уздечке удавиться
Тут можно. Или нет — сойти с ума
И дальше жить. Никто не удивится.
И на мосту, средь скачущих теней,
Где всё и вся равны и равно ложны,
Не так уж сложно удержать коней,
И только напоить их — невозможно.
«Здесь заплакать нельзя и нельзя закурить…»
Здесь заплакать нельзя и нельзя закурить,
Во весь голос не то что кричать — говорить.
Водка пахнет сивухой, вода — солона,
И на стену в ночи наползает стена.