Елагин остров
На ботиночках шнуровка
Высока, остры коньки.
День — что яркая обновка,
И румяная торговка
Прославляет пирожки.
Вензелей переплетенье,
Жаркий пот, скользящий бег…
И — дворцовые ступени,
Львов чугунное терпенье,
В чёрных гривах — белый снег.
Всё расплывчатей и шире
Круг от прожитого дня.
На часах всё ниже гири,
Может быть, и правда — в мире
Нет и не было меня?
Только лёд прозрачно-ломкий,
Только взмахи детских рук,
Ивы у прибрежной кромки,
Звон коньков да сердца громкий,
Заполошно-частый стук.
«Вечер снова кружится в пустых разговорах и ссорах…»
Вечер снова кружится в пустых разговорах и ссорах,
А прикроешь глаза — и дневной утомительный бег
Обращается вспять… Но послушай: за окнами — шорох.
Это просто на землю тихонечко падает снег.
Так раздвинем же шторы пошире и хоть на мгновенье
Отряхнёмся от злой и ненужной словесной трухи.
Посмотри: это снег белизной своего всепрощенья
Укрывает, не глядя, поспешные наши грехи.
«Когда революция выжрет своих…»
Когда революция выжрет своих
Детей — романтичных убийц, поэтов,
Идеалистов, и память о них,
Что называется, канет в Лету,
Когда уйдут её пасынки — те,
Которые, выйдя откуда-то с боку,
Ловят рыбку в мутной воде
И поспевают повсюду к сроку,
Когда сравняются нечет и чёт,
И козырь — с краплёною картой любою,
И обыватель вновь обретёт
Счастье быть просто самим собою,
Когда добродетели, и грехи,
И неудобовместимые страсти,
В общем раздутые из чепухи,
Станут нам непонятны отчасти,
Когда перебродит в уксус вино,
И нечего будет поджечь глаголом,
Придёт поколение next.
И оно
Выберет пепси-колу.
«Я брела наугад, ошибалась и в кровь расшибалась…»
Да никто не дерзнёт сказать, что
Ненавидимы мы Богом! Да не будет!
Я брела наугад, ошибалась и в кровь расшибалась,
Каждый раз успевая урок предыдущий забыть.
Я пыталась исполнить хотя бы несложную малость:
Не скулить по-собачьи, а также по-волчьи не выть.
А ещё — не хулить даже самым изящнейшим слогом
Землю, время, судьбу, что даются один только раз,
И не верить, коль скажут, что мы ненавидимы Богом,
И не верить, коль скажут, что Он отвернулся от нас.
«Всё спокойней, ровнее и тише…»
Подари мне ещё десять лет,
Десять лет,
Да в степи,
Да в седле.
Всё спокойней, ровнее и тише
Дышит полдень, и, солнцем прошит,
Сизоватый бурьян Прииртышья
Под копытами сухо шуршит.
А каких я кровей — так ли важно
Раскалённой степной синеве…
Голос резок, а песня — протяжна,
И кузнечик стрекочет в траве.
Ни друзей, ни далёкого дома —
Только стрёкот, да шорох, да зной.
Без дорог за черту окоёма
Седока унесёт вороной.
Бросить повод, и руки раскинуть,
И лететь, и лететь в никуда —
Затеряться, без имени сгинуть,
Чтоб — ни эха, и чтоб — ни следа.
Вот я, Господи, — малая точка
На возлюбленной горькой земле,
И дана мне всего лишь отсрочка —
Десять жизней — в степи и в седле.