Но пока мы у смерти друг друга крадём,
Сумрак за шторой вздыхает легко и влажно,
В комнате пахнет яблоками и дождём,
И немножечко — пеплом,
но это уже — неважно.
«Там, где гарью и талью пахнет мартовский снег…»
Там, где гарью и талью пахнет мартовский снег,
Мы с тобой заплутали и остались навек.
Ты замёрз в карауле, я убита в бою,
Мы с тобою заснули в петербургском раю.
Голубиною стаей в перекрестии рам
Наша вечность истает, и останутся нам
Отзвук детского смеха, по водице — круги,
Торопливое эхо, в подворотне — шаги,
Флейта на вахт-параде, вечный призрак весны,
Два гроша Христа ради, чёрно-белые сны,
Плеск весла и лукаво усмехнувшийся блик,
Да ещё переправы затянувшийся миг.
«Плащ — дарю. Запахнись получше…»
В полях под снегом и дождём,
Мой милый друг, мой бедный друг,
Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг, от зимних вьюг.
Плащ — дарю. Запахнись получше.
И не благодари — чего там!
Я не друг тебе, а попутчик
До ближайшего поворота.
Ты устанешь — я сил добавлю,
Дотянусь одним только взглядом,
Поскользнёшься — плечо подставлю,
Испугаешься — встану рядом.
Я огонь под дождём раздую,
Проведу в круговерти вьюжной…
А куда и зачем иду я —
Знать об этом тебе не нужно.
Расставание — не потеря,
Не беда по большому счету.
Ты меня не предашь — я верю.
Не успеешь до поворота.
«Оттого, что я верна и средь измен…»
Оттого, что я верна и средь измен,
И в самой измене — неизменна,
Оттого, что у знакомых стен
Силы нет — и не спасают стены,
Оттого, что полной мерой отвечать
Выходящим в вечность узкой дверцей,
Ты меня положишь, как печать,
Как печаль бессмертия на сердце.
«Боль моя стала моей виной…»
Боль моя стала моей виной,
Жизнь моя истончается, словно волос…
Ангел мой,
ты просто
поговори со мной —
Я так давно не слышала твой голос.
Я не увижу тебя, не дотянусь рукой,
Ты никогда на меня не взглянешь с улыбкой.
Ангел мой, обмани меня, успокой —
Эхом своим, тенью своею зыбкой.
Даже если ты знаешь, когда за спиной
Лязгнет засов и дверь заскрипит натужно…
Ангел мой,
ты просто
поговори со мной —
Хоть это вовсе ни мне, ни тебе не нужно.
Ultima thule[3]
Бредя коридорами долгой ночи,
Проулками строчек и междустрочий,
Сжимая пальцы в кулак,
Душу выкручивая из тела,
О чём я тебе рассказать хотела —
Теперь не вспомнить никак.
О том, как прекрасны чужие лица:
Кто-то всерьёз собрался жениться,
Кто-то — ложиться в гроб.
Кто-то едет в Париж или Ниццу,
Кто-то в руках задушил синицу —
А не пищала чтоб.
О том, что в комнате — неразбериха,
Что в Зазеркалье тихое лихо
Дремлет тысячу лет,
О том, что рассвет истончает тени,
А жизнь в сослагательном наклоненье —
Это полнейший бред.
В шторах — сквознячная пантомима,
Вещи меняются неуловимо:
Шкаф навис, как скала,
Дыбом шерсть на спине дивана,
И желтозубое фортепьяно
Скалится из угла.
Странный шум за стеной сырою —
Словно бы в обречённую Трою
Вкатывают коня.
Даже не соблюдая приличий
Мир меняет своё обличье
И вытесняет меня