Всё потерять, а после — обрести
Частичку, малость, ну хотя бы что-то…
Пока мы живы, как там не крути,
Всё — не фатально по большому счёту.
Как ярок свет, когда отхлынет мгла!..
И мальчик у волшебницы во власти
Из льдистых литер «Ж», «П», «О» и «А»
Упорно составляет слово «СЧАСТЬЕ».
«Разделяя пространство, река продолжает его…»
Разделяя пространство, река продолжает его
В виде времени, и, уплывая по ней, отраженья
Искажают ландшафт, изменяют природу того,
Кто замедлил шаги, околдован игрой светотени.
Он едва подошёл — и секунды сгустились в года,
Он лишь только увидел, как тень превращается в свет, но,
Задержавшись на миг, он останется здесь навсегда
— Между вдохом и выдохом жизнь истечёт незаметно.
Но глядящий на воду становится временем сам,
И оно, потихоньку струясь в глубине его плоти
Пробиваясь неведомым руслом к иным небесам,
Размывает границы при каждом своём повороте.
Махаон
За еловой стеной, за торжественным хором сосновым,
Где косые лучи меж ветвей паутинку сплели,
Есть лесная поляна, заросшая цветом лиловым —
Там танцуют стрекозы и грузно пируют шмели.
День звенит и стрекочет, кружится, мерцает, мелькает…
Только перед закатом, когда в золотой полусон
По стволам разогретым смолистые капли стекают,
Приплывает сюда на резных парусах махаон.
Он неспешно плывёт, и, как чистая радость, искрится,
Так несуетно-царственен и от забот отстранён.
Всё встречает его: и цветов изумлённые лица,
И гуденье шмелей, и беспечных кузнечиков звон.
С каждым вздохом крыла отлетает он выше и выше,
Свет вечерний дрожит над моим неподвижным плечом.
И взрывается время, мешая небывшее — с бывшим.
И душа вспоминает. И не понимает — о чём.
«Нынче ветер всё свищет и свищет…»
Нынче ветер всё свищет и свищет
Во дворе нашем ночь напролёт,
Словно что-то забытое ищет,
Безнадёжно кого-то зовёт.
То в метельном столбе закружится,
То присядет на ветхий карниз,
То испуганной снежною птицей,
Вверх рванётся, обрушится вниз,
То притихнет у стенки колодца,
То с размаху ударит в окно,
Застучит, через щели прорвётся,
И засвищет опять про одно:
«Что ты делаешь здесь, в этой клетке,
Где работа, да сон, да беда,
Варишь суп, жить мешаешь соседке,
Коридором бредёшь в никуда?
Вспоминай, вспоминай, моё сердце,
Погляди же в окно, погляди!
Чёрной лестницей, узкою дверцей
Поскорее ко мне выходи!
Я верну тебе прежние силы,
Свет улыбки, былую красу,
Я тебя подхвачу легкокрыло,
Далеко-далеко унесу.
Выходи!..» — обрывается резко,
Сумрак плотен и словно бы сжат,
За колышущейся занавеской
Запотевшие стёкла дрожат.
Время утренней серой щебёнкой
Засыпает ночную вину,
И лишь только дыханье ребёнка
Нарушает мою тишину.
«Он кормит воробьёв и голубей…»
Он кормит воробьёв и голубей
У пристани на каменной ступени,
И кажется лицо его грубей
И сумрачней в мерцанье светотени.
Нетрезв, оборван и весьма помят,
Он крошит хлеб неловкими руками.
Скользит и уплывает его взгляд
Скорлупкой по воде меж облаками.
Он крошит хлеб и курит «Беломор»,
И пахнущие сыростью речною
Обрывки слов и прочий мелкий сор
Взметаются у ветра за спиною.