И морщиться. И наконец устать
От самого себя — безмерно, страшно…
Сегодняшний день спутать со вчерашним
И с чертовщиной — ангельскую рать.
А утром еле веки разлепить,
Зевая, потащиться на работу,
В автобусе пихнуть локтём кого-то
И злобно буркнуть: «Надо меньше пить!».
Мальский погост
Вместе с белою звонницей древней
Церковь спряталась в самом низке,
От холмов, от полей, от деревни,
Убежав к обмелевшей реке.
И, быть может, поэтому только
На земле уцелела она —
В груду мусора, в хаос осколков,
В облак пыли не превращена.
Схоронившись под влажною сенью,
Под отчаянным взмахом креста,
Всё, мне кажется, ищет спасенья
Та испуганная красота…
Непривычною нежностью знобкой
Дрогнет сердце, когда пред тобой
Улыбнётся печально и робко
Меж берёз — куполок голубой.
«Там, где нужно плакать, я шутила…»
Там, где нужно плакать, я шутила.
Да ещё, к тому же, слишком зло.
Что тут скажешь? — «Господи помилуй!»
Мне заменит весь молитвослов.
Пусть не так, как должно, я сумела
Веру и надежду сохранить,
Но в узлы вязалась то и дело
Жизни неотбеленная нить.
И врезалась, раня и тревожа,
Заставляя крепче сжать кулак.
Что ж просить о милости?.. И всё же
Буди милосерден — просто так.
Экскурсия
Обратите внимание: крепость слегка в стороне
От посёлка. Вы знаете, кажется мне,
Расстояние — благо обоим. Оно неспроста,
Разделяя, хранит слишком разные эти места.
Вот — ворота, вот — мост, но разрушен последний пролёт,
И прогулочным шагом сюда ни один не войдёт.
Вот — бревно над пролётом, последним пролётом моста.
Но как шатко оно! А под ним — пустота, пустота…
Но в стене есть пролом, а точней — безопаснейший лаз,
Это годы пробили здесь брешь. Очевидно — для нас.
Вот — бойницы, вот — башни. Не правда ль, внушительный вид?
Что внутри? — ничего. Время здесь не течёт, но кружит,
Завихряясь в ложбинах, меняя свой путь каждый раз,
Не делясь на «вчера» и «сегодня», «потом» и «сейчас»,
Проникая вовнутрь через каждую трещину, щель…
Нет, часы вам не врут. Но отсчёт здесь другой вообще.
Двор меж грудами сора крапивой так густо зарос,
Будто кто-то посеял. И может возникнуть вопрос:
Отчего после нас остаётся крапива, крапива одна.
Нет, ещё — бузина. Оглянитесь же — вот и она.
Это — церковь. Конечно, креста вместе с куполом нет.
Ни свечей, ни икон. Только свет, только воздух и свет.
Вот — остатки погоста, они различимы едва.
На обломке плиты ещё можно нащупать слова
И прочесть по складам: «…приидите ко Мне все тружда…» —
По неровному сколу, чернея, кривится звезда.
Плоть работает в поте. И всё-таки трудится — дух.
Если голос возник, значит, должен возникнуть и слух.
Нас, однако, учили: когда я, как водится, ем,
То, конечно, я — глух; и по-рыбьи, естественно, нем…
Но попробуйте, встаньте вот тут, у пролома в стене,
Со своею душой оглушённою наедине.
И услышите звук — это шёпот прибрежных кустов,
Или голос, срываясь, дрожит от мучительных слов:
«Я — воззвавший, Я — Тот, Кто хотел вас отвлечь от еды,
Я — бескрайняя память, Я — боль самой чистой воды.
Я — воззвавший. Я — Тот, Кто над вечностью строил мосты,
Но зависли они, словно крик Мой, среди пустоты.
И у каждого есть ненадёжный последний пролёт…
Кто услышит Меня? Кто пойдёт по мосту? Кто пройдёт?»