Линдрот остановился на пороге и оглядел пленников.
— Я прошу вас позволить ехать хотя бы детям, — произнес, точнее, почти что прорычал Гуин. — Вдвоем на одной лошади. Они слишком малы и уже сильно устали. К тому же не забывайте об их высоком происхождении. Думаю, что в Гохре еще не забыли о чести и милосердии.
— Генерал… — начал Линдрот, поглядев на Амнелис.
— Молчать! Тебе нужно повторять приказание дважды?
— Н-нет, моя госпожа.
— Если вас считают благородной госпожой, вы должны напоить и накормить детей, — вмешался Гуин. — Они валятся с ног.
Но тут он почувствовал прикосновение маленькой холодной ладошки и обернулся.
— Как принцесса Парроса, Ринда-Провидица, я приказываю тебе: не унижайся перед ними, — произнесла девочка.
Все уставились на нее со странным чувством. Она как будто подчинила их своей воле.
Несмотря на долгие дни, проведенные в бегах, принцесса держалась гордо и независимо. От ее пристального взгляда Амнелис задрожала. В венах у дочери парросских монархов кипели ярость и королевское достоинство. Глаза сверкали, словно звезды, а щеки ярко пылали.
Потом на ее напряженных губах проступила улыбка. Девочка напомнила себе, кто она такая. «Я принцесса Парроса, единственная дочь священной королевской семьи. Я Ринда-Провидица, сокровище Хрустального Дворца. И даже самые благородные из монгаулов не годятся в подметки моим слугам! Будь гордой, принцесса Ринда, держи голову высоко поднятой. Ведь если ты склонишь голову, ее склонит и весь Паррос!»
Конечно, оказавшись в плену, она почувствовала страх, но теперь достоинство взяло верх. Грязный и уставший ребенок, сам того не сознавая, вновь превратился в принцессу. Рядом с солнечной Амнелис она напоминала серебристую луну, освещавшую весь павильон. Все, включая Гуина, пришли в смятение.
Эта перемена совсем не понравилась генералу. Ее зеленые глаза засверкали холодным огнем, губы сжались. Она явно почувствовала превосходство принцессы.
Амнелис поглядела на Ринду, и та выдержала ее взгляд без тени страха. Девочка смотрела в глаза той, из-за кого погибли ее родители и из-за кого они с братом были вынуждены скрываться. Перед ней был заклятый враг, с которым нельзя ходить по одной земле.
Их взгляды встретились. Яростные зеленые глаза столкнулись с холодными фиолетовыми. Столкнулись две богини, обладавшие одинаковой гордостью и достоинством. Они впервые глядели друг на друга как равные.
Но им было еще непонятно, что в их глазах светится нечто большее, чем вражда заклятых врагов: взаимной ненавистью пылали две прекрасные девы. Каждая из них была по-своему красива и бросала противнице смертельный вызов.
Они глядели друг на друга, не отводя глаз до тех пор, пока кто-то не произнес:
— Госпожа, отряд вернулся из разведки!
Полог шатра приподнялся, и появился красный воин с плюмажем командира на шлеме.
— Простите генерал, но беглецы не…
— Ничего! — ответила Амнелис и откинула назад прядь волос. Ее голос стал чистым и звонким: — Отдайте приказ об отправлении!
Все, кто был рядом, поднялись на ноги. Амнелис подошла к столу, чтобы взять шлем, потом направилась к выходу. Гуина она будто бы не замечала, но проходя мимо Ринды, остановилась, пригладила свои золотистые волосы и посмотрела на девочку сверху вниз холодным взглядом.
Амнелис, которая была на голову выше принцессы, исполнилось только восемнадцать. Ее нежная кожа была гладкой, молочно-розовой. Красота и сила создавали вокруг нее ауру могущества. Она одинаково завораживала и мужчин, и женщин.
Ринда подняла голову. Ее фиолетовые глаза светились яростью. Но Амнелис только ухмыльнулась и произнесла:
— Бедная сиротка.
Потом пошла к выходу не оглядываясь. Воины последовали за ней.
Ринда закусила губу почти что до крови. Ремус обеспокоенно поглядел на сестру, но она этого даже не заметила. Принцесса не могла разобраться в своих чувствах. И не понимала, будет ли ненавидеть Амнелис до конца своей жизни.
2
Монгаульские воины были готовы возвращаться на Альвонскую Заставу. Близнецов и Гуина связали за лодыжки и запястья кожаными ремнями, концы которых вели к седлам воинов. Пленников поставили между двумя отрядами белых всадников, которых, в свою очередь, окружали красные.
— Ринда, у меня болят руки, — прошептал Ремус, готовый вот-вот разреветься.
Его сестра спокойно позволила себя связать, как будто ее гладкие руки давно привыкли к подобным вещам. Вот и сейчас лицо принцессы оставалось мужественным.
— Ремус, твой отец погиб от рук этих белых воинов. Не забывай об этом! А еще о том, что Амнелис обращалась с нами, наследниками престола, как с собаками! Если посчастливится выжить и восстановить свое королевство, ты первым делом должен будешь рассчитаться с Монгаулом, нет, со всей Гохрой, и сровнять ее с землей.
— Она собирается нас убить? — спросил Ремус, глядя на сестру глазами, полными страха.
— На ее месте я бы так и поступила! — объявила Ринда, даже не думая его успокаивать. — Если уж нам придется умирать, то вместе. Но не забывай, что ты наследник трона! Сохраняй гордость до тех пор, пока лезвие не опустится на твою шею, и умри с высоко поднятой головой. Ты меня понял?
Ремус покачал головой, и на глазах у него все-таки выступили слезы. Спокойствие сестры резало его душу так же сильно, как впивавшиеся в кожу ремни.
— Я не хочу умирать, — простонал мальчик, внутренне злясь на сестру.
— Ремус, — начала она, но Гуин оборвал ее:
— Маленькая принцесса, на свете найдется немного людей столь же отважных и благородных, как ты. Не следует осуждать чужую душу, даже если она скрывается за лицом, похожим на твое. Ведь от нас не зависит, какими мы рождаемся. А ты, принц Ремус, не должен стыдиться. Немногие из отважных рыцарей могли бы признаться, что напуганы до смерти. Так что ты необычный мальчик.
— Ты смеешься надо мной, — откликнулся Ремус.
Гуин покачал головой.
— Я считаю, что ты должен собой гордиться.
— Марш! — раздался приказ во главе колонны. Он передавался по цепочке от воина к воину. Наконец все пятьсот всадников двинулись с места. Ремни натянулись, и пленникам пришлось быстро шагать за конями.
Солнце, висевшее высоко в небе, медленно плыло на запад, будто бы стараясь расплавить все живое.
— Гуин, — прошептала Ринда.
— Не разговаривай, иначе совсем ослабнешь.
— Гуин, куда бы нас ни привели…
— Я сказал — молчи! — прошипел тот. Воин, конвоировавший их, обернулся и произнес:
— Разговаривайте — не разговаривайте, все равно вас скоро потащат по земле волоком.
— Этот монгаульский демон!.. — крикнула Ринда срывающимся голосом, вспомнив об Иставане, и из глаз у нее побежали слезы.
Человек-леопард, опустив голову, дождался, пока воин отвернется. Потом, убедившись, что никто его не слышит за топотом сотен копыт, сказал приглушенным голосом:
— Не называй его имени. Возможно, он наша последняя надежда.
— Что? Этот предатель, должно быть, дрыхнет под какой-нибудь скалой.
— Неизвестно. А даже если так, мы не вправе его винить. Он наемник, а мы не платили ему. Нам остается лишь уповать на Дзарна и его увечное дитя — Надежду.
Иставан не спал. Как и предполагала Ринда, он не испытывал верности к близнецам и не ощущал ответственности за их судьбу.
И все-таки что-то не позволяло ему сомкнуть глаз.
Обстоятельства не давали ему толком порадоваться удачному побегу от войска монгаулов. Прежде всего наемник находился в безлюдной пустыне, полной одному Доалу известно какими опасностями. Самый искусный воин не смог бы продержаться здесь в одиночку больше одного дня. Даже если это было существо вроде Гуина. А впрочем, не важно…
Иставан кое-что знал о Носферусе и его обитателях. И стоило только вспомнить об идохах, едва не сжевавших его ногу, или о большероте, одинаково хорошо себя чувствующем на воде и на суше, как волосы вставали дыбом. Впрочем, о водяных тварях пока нечего было и думать, раз у него нет плота.