— Однажды я прочитала фразу в одной книге: «Не всем сидеть с прялкой и люлькой». Иногда мне кажется, что я не создана для этого, да и вообще для любви. Замужем за музыкой, пожалуй, всё-таки тут я не одинока.
— Музыка тебя не согреет так, как это умеют делать люди. – Голос мужчины приобрёл хмурый оттенок, горький. — Если Бранд спросит моего разрешения взять Аюшу в жёны, я, не раздумывая, дам своё согласие, хотя она мне и не родная дочь, как и вы с Нежданой. Но всё-таки я за вас отвечаю, так или иначе, вы стали моими назваными детьми. Выслушай, Злата, выслушай. Мужчина может себе позволить загубить свою жизнь, а женщина — она как цветок, за ней нужно ухаживать. Как выберешь себе жениха, тут же веди его ко мне, я дам вам своё отеческое согласие. — Ясный Глаз посмотрел на Злату, немного свысока, как родители смотрят на своих детей, и обнял её за плечи.
Кабы всё так было легко, как льётся словами, сколько ни думай, сколько не ищи правильного ответа, а его всё равно нет, пока не попробуешь что-то одно. Будто женщина не может быть ведомой своей мечтой, музыкой. Можно быть счастливой и не считать себя пропащей, несчастной и непременно одинокой.
— Все твои ответы как вода: стекаются в одну реку, к твоему яуту. Глупая ты, глупая, несчастная и глупая. Ты же для него диковинка. Не муж, не брат, не человек, никто.
Злата молчала: а что ответить? Что она всё и сама прекрасно знает? Её любовь горькая, как вересковый мёд, не приносит радости, так как она любит, сердце тянется к нему, к её Вереску, а он паук, стервятник, смерть с жёлтыми глазами, в которых отражается холодная луна.
— Молчишь? Ну молчи, значит, я прав. Тебе давно не шестнадцать лет, чтобы тебя поучали чему-то, сама всё должна понимать. Он тебе не пара и никогда не полюбит, ты его сердце не растопишь, Злата. Погубишь себя. Погубишь.
Она молча встала и вышла из зала. Прислонилась к стене, кутаясь в накинутый меховой плащ: вдруг стало холодно, даже горячие и дикие жёлтые глаза яутов не бросали в жар, не заставляли сердце биться сильнее, когда смотрели в упор, и становилось неуютно, неудобно, хотелось отвернуться, но нельзя. Нельзя, и приходится унимать дрожь, уходить внутрь своих мыслей, чтобы там найти в себе силы продолжить петь и играть.
В зале Неждана уже услаждала слух присутствующих песней, её сильный голос разносился, и создавалось ощущение спокойного озера, летнего, и вечер плавно входил в свои владения. Дудочка подыгрывала, и в мыслях рождались белые лебеди, плывущие по воде. Скрипка тихонько звенела, рисуя закат, алый, словно кто-то нарочно пролил краску. Каждый куплет утопал в своей мелодии, сменяясь с медленного на более живой, как взмах крыла. Каждый куплет нёс в себе маленькую жизнь, а главный связующим звеном выступали припевы. Разные судьбы, разные дороги, но жизнь одна.
Не звала, не искала… Прятала.
Не пряла у окошка нить.
В светлой горнице виноватая
Лишь лгала. Мне с тобой не быть.
Не сплетаться перстами бережно
И рубах мне тебе не шить.
Над поросшим осокой берегом
Зря бродила. В болотах сыч
Прокричит девять раз испуганно.
В ноги сонно плеснет вода.
Страхом память моя подрублена.
Волны скажут: «Ступай туда,
За ручьем, что в чащобе прячется,
Пусть тропинка тебя ведет».
Впереди тихий шепот блазнится,
То ли вздохи с гнилых болот.
Мне бы шаг удержать свой медленный,
Мне бы скоро бежать назад.
Но ведь там, за кривыми елями,
Я увижу знакомый взгляд.
Я увижу… Иль только кажется?
Ведь не мне же искать добра.
И под корнем я ножик краденый
Закопала. И всем лгала.
Заплутала порой, мол, темною,
Напугалась лесных теней…
И от крови подол оттерла я
Хорошо. Но не сладить с ней,
Не стереть ее с рук и щелоком,
Даже с кожею не содрать.
Тихий смех твой — больной пощечиной.
Сзади шепот: «Звала меня?»
То ли сон дурной, толь безумие,
То ли чары гнилых болот.
Страшный облик твой мне остудою —
В сердце черви и черен рот.
Вспомнишь имя и скажешь бережно
Не на радость, а на беду.
Скользки камни в воде у берега.
Ты зовешь… Я к тебе иду.
Голос стал выше и набрал силу, и музыка — громче. Неждана сложила руки на груди, чувствуя, как голос, подобно горной реке, наполняется и растёт.
Участь изгнанника — мерзлые пастбища,
Тайных пещер прокопченных нутро.
Стоит изгнаннику песней удачу звать
Или же мало кому так везло?
После куплета песня снова стихла и закончилась, как и началась, осторожно, не суетливо и размеренно.
Дружбу водить не с людьми, только с троллями
Или со вздорным строптивым рабом.
Путники прочь мчат путями окольными,
Скальду за жизнь заплатив серебром.
Злата слушала песню, которую они с веснянками когда-то вместе писали, и каждая девушка вкладывала в слова печаль и любовь. Она обняла себя за плечи и закрыла глаза, вспоминая о своих тревогах в то время. Тогда казалось, что весь мир падает к твоим ногам, стелется лесной тропинкой, убегая вглубь, в неизвестность и красивую тайну.
Тирра, и на языке вдруг зазвучала горечь, стоило только произнести про себя это имя. Вереск, и вдруг где-то в полях подул свежий ветер, играя в зелёной утренней траве. Злата заглянула в зал и вошла внутрь, уверенным, величественно, и Ясный Глаз уже знал, что она идёт к нему.
— Ясный Глаз, я ухожу. Ровно на год, через это время я вернусь, и всё решится окончательно.
Мужчина задумчиво посмотрел в глаза названой дочери: уверенная, гордая, решившаяся ступить на опасный путь, хотя до этого она много лет стояла у обрыва, не решаясь ни отойти, ни прыгнуть.
— Если ты прыгнешь в бездну, как ты можешь быть уверена в том, что эта бездна тебя отпустит?
— Отпустит, Ясный Глаз, я это знаю. Я столько лет живу по одну сторону медали, но настало время увидеть другую и понять, чего хочу я. — Ударение пало на последнее «я», и Клеопатра в космосе уходила по опасной дороге. «Царица, там ты найдёшь своего Октавиана*». — Я не прощаюсь, друг мой и отец мой, через год я вернусь и буду знать, кто я и чего хочу.
Злата спокойно и величаво прошла по залу, наконец-то ей удалось спокойно посмотреть в провожающие её жёлтые глаза и улыбнуться. Она знала, что войдёт в клетку по своей воле, но дверцу за собой не закроет. Уходит на один год, чтобы понять, а была ли когда-нибудь птица свободной. Что ждало её по окончании отведённого времени и отпустит ли её бездна? Погубит или поймёт сердце менестреля?
«А глаза твои глубокие, а глаза твои опасные, утонуть так просто в омуте».
________________________________________________________________
* аллегория: смерть