— Что это значит? — спросил Ртаг у Тормуда рычащим голосом. — Зачем она поворачивается?
— Это песня о нападении викингов на деревню. Я уже слышал её и видел, как выступают музыканты. Игра в разные стороны — это обращение к соседям за помощью.
Ртаг поставил локти на колени и чуть наклонился вперёд, с интересом наблюдая за происходящим. Его кофейного цвета кожа блестела в свете ламп, а глаза, жёлтые и пронзительные, не упускали ни одного движения. Он не произнёс этого вслух, но про себя несколько удивился: уманы, называющие себя менестрелями, не являлись воинами. Их главное оружие — музыкальные инструменты, проку от которых в настоящем бою нет никакого. Но, тем не менее, эти мирные уманы пели о войне, не зная её, ни разу не участвуя в ней. Поистине странные существа.
Злата вновь повернулась вправо и подняла руки к небу, запев уверенным голосом, обращаясь к нему и к тем, кто мог бы выручить в беде. Первые строки лились маршем.
Через поле, через синий лес, вопрошаю я к тебе,
Ты спаси нас, небо сильное, ты пошли нам стрелы быстрые,
Огради нас, светлый батюшка, соколиный грозный князюшка,
Не прольётся наша кровушка на зелёную траву.
После короткого боя барабанов, предвещающих близкую угрозу, которая словно туча, неслась неумолимо. И следующие строки уже были напевными, так ладья идёт по реке, плавно и бесстрашно.
Ой вы, вороны над полюшком, зоркий глаз ваш над землёй,
Вы не вейтесь и не пойте вы песни страшной боевой.
Не получите вы, вороны, наши души, наши сны,
Я молилась богам северным на четыре стороны.
И так под бой барабанов, грозный и неумолимый, лилась песня, тревожная, опасная; скрипки играли так же грозно, теперь эти инструменты не плакали, а возвещали беду. В музыкальные короткие паузы между куплетами Злата играла на дудочке, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую, призывно и неспокойно.
Я зову вас, братья сильные, я зову вас через лес,
Вы, соседи наши грозные, не оставьте нас в беде,
Войско ваше пусть бесстрашное нас от коршуна спасёт,
Не получит море буйное дочерей наших и жён.
Ворон, ворон, птица гордая, не пророчь ты нам беды,
Рано, ох, над нами, ворон, обронил ты тень свою,
Не добыть нам, добрым молодцам, не сберечь живой воды,
Над курганами всё кружатся ветры сильные в бою.
Вы услышьте нас, восточные братья, братья, вас зову,
Коршун движется, ох движется, настигает нас беда,
Вы не дайте нам, соседушки, буйны головы сложить,
Не отдайте чёрным воронам, не пустите злого коршуна.
Тучи чёрные бесстрашные, вы беду уймите грозную,
Потопите злых вы коршунов в море, где бескрайние
Волны бьют о скалы сильные, где на вьюгу на морозную
Льды не сковывают омуты, как глаза твои печальные.
Перед последним куплетом музыка стихла, стала невесёлой, растянутой, словно земля опустела, а сиротливая природа оплакивала всё вокруг. Скорбные строки теперь не обращались на разные стороны. Злата стояла, словно в трауре.
Ох вы, братья наши с севера, други западные верные,
С юга ветры неуёмные не отняли тоску страшную.
Солнце, ясный ты наш князюшка, горемычные мы горлицы,
Мы сложили буйны головы. Здравствуй ворон, птица чёрная.
Песня закончилась, и музыка стихла, барабаны замерли. Зал молчал. Никто не проронил ни звука, не то от тяжести, навалившейся снежным комом, не то от печали, засевшей где-то глубоко в душе. Яуты тоже сидели будто бы смирно, но что таилось в их сердцах — об этом вряд ли кто-то мог сказать.
Чтобы встряхнуть зал, вывести его из забвения, грянули дудочки веснянок, с ними смешались и другие музыканты, играя весёло, по-весеннему, как капель, как таящий снег и ласковое солнце. Музыка того времени, когда девушки расцветали подобно первым цветам, водили хороводы и пели песни.
Злата вышла перевести дыхание, её не покидал пронзительный взгляд, он стоял перед ней и не давал покоя. Руки подрагивали, а ведь вечер ещё не закончен. И всё здесь, сейчас — пытка: перед кем так нужно провиниться, каким богам теперь читать молитвы, чужим или своим? Молиться ли Кетану, богу науду? О чём его просить? «Отведи от меня беду, пронзительный, перестань мучить и упиваться моими страданиями».
Но молитву никто не услышал, или услышал, но решил посмеяться. Плеча коснулась рука, и Злата подняла глаза: перед ней стояли двое яутов, гордые, грациозные, с такой выправкой, которой позавидовал бы любой человек, даже не воин. Их тёмно-синяя броня блестела, начищенная, украшенная письменами и знаками, окаймлённая руническими символами — так их назвала про себя Злата. Оба возвышались над ней; пожелай они её потащить волоком, тогда кричи-не кричи: ворон ворону глаз клевать не будет.
— Идём, тебя ждут, — рычащим низким голосом прорычал один из яутов.
И сразу вспомнилось, как это было раньше: вот так же она шла в сопровождении, как будто кто-то бы пожелал её остановить или увести. Но так всегда приказывал А’кш, и убедить его, что охраны не требуется, так ни разу и не вышло. На какое-то время Злате удалось скрыться от него, странствуя по прочим кораблям, в основном торговым. Сколько прошло времени? Два года? Искали ли он своего менестреля — сказать сложно, может быть, следил за каждым шагом, играясь, давая думать, что улизнуть от него легко. И вот теперь мышь, загнанная в угол, поймана.
— Я должна привести себя в порядок.
— Нет, он ждёт прямо сейчас.
Злата кивнула, откинула назад тёмные кудри и пошла следом, шурша платьем по полу. На её пальце горело огнём кольцо, но как признаться себе, что это не оно заставляло сердце биться сильнее, а воспоминания?
— Златка! – окликнула Аюша. – Златка!
— Аюша, иди, я скоро вернусь. Не беспокойся, только Ясному Глазу не говори. Скажи, что я устала и просила меня не беспокоить. Позже сама вернусь, — бросила Злата веснянке, обернувшись, и поторопилась, подгоняемая глухим рыком.
В зале стоял гул, из которого удалось понять, что люди не рады незваным гостям: уговор нахождения на корабле людей и науду носил временный характер и висел на такой тонкой грани грызни, что появление менестрелей заставило всех вздохнуть с облегчением. Переговоры велись день и ночь, одна сторона хотела видеть другую среди своих союзников, за это придётся дорого заплатить, так как яуты не наёмники, их тяжело переманить.
Девушка под неодобрительные взгляды людей вошла в челнок. Дверь беззвучно закрылась, и судно вылетело через коридор в космос.
***
Злата остановилась у дверей, не решаясь войти. Сердце выпрыгивало из груди, и бессмысленно напускать на себя мёртвое спокойствие. Протянутая рука не успела коснуться сенсорной панели: дверь сама отошла в сторону, тихо, еле слышно. Первые шаги самые сложные, трудно удавалось удержаться на ногах.