Глава одиннадцатая
Сначала заглянула Листица. Хозяйским оком быстро оценила меня и интерьер, на предмет соответствия внешнего вида для посторонних глаз, и только потом открыла дверь шире.
— Владислав Твердилович, тут к вам староста ребят прислал. Впускать?
— Пусть заходят.
Добровольцев оказалось восемь. Три парня и пятеро девчат. Все вполне призывного возраста, а девчонки, еще и взгляда соответственного… Особенно вторая слева, курносенькая. В светлице сразу стало тесновато и шумно. Гаркнуть бы им сейчас 'Равняйсь! Смирно!', но увы — не поймут. Придется как-то попроще…
— Значит так, я не знаю, что вам говорили Титыч и Листица, поэтому скажу еще раз. Через неделю-другую гоблины нападут на деревню. А если очень повезет — то через месяц. Вы можете отсидеться вместе со всеми в башне, а можете присоединиться ко мне. Ничего хорошего в этом случае вас не ждет. Для того чтоб побеждать врага, а не умирать, пусть даже героически, нужны бойцы, а не рохли. И я буду учить вас так, как когда-то обучали меня. Не делая различий между парнями и девчатами… кроме тех, что уже предусмотрены Создателем в строении тела и силе мышц. К сожалению, у нас слишком мало времени, а это значит, что даже очень стараясь, вы все равно почти ничему не научитесь и, скорее всего, погибнете в первом же столкновении. Но, если уцелеете, и мы победим, — то Выселкам больше никогда не понадобится Защитник. Потому что Лупоглазые навсегда уберутся из наших лесов, а никого другого мы с вами сюда уже не пустим. Поэтому, подумайте еще раз хорошенько. Посоветуйтесь с родными и дорогими вашему сердцу людьми. А кто решится, через час подходите к башне. Доспеха, как я понимаю, ни у кого нет, поэтому оденьтесь в самую крепкую одежду, которая не останется на ветках первого же терновника. И обувь наденьте — соответственную. Из оружия, если такое имеется, берите только то, чем, хоть немного, умеете пользоваться. Все… Идите, думайте и собирайтесь.
Явно не ожидавшая от меня подобной отповеди, молодежь, загудев как растревоженный улей, нестройной гурьбой сунулась в двери.
— Погодите… — я еще не сделал контрольного добивания, обязательного в столь запущенных случаях. Чтоб окончательно отсечь засомневавшихся. — Знайте: тот, кто решит остаться в деревне — поступит разумно.
Выждав, пока новобранцы выйдут, Листица переспросила:
— Ты действительно так думаешь?
— Что те, кто останется дома, поступят разумно?
— Что все они погибнут…
А вот ей стоило объяснить.
— Я не мясник, солнышко, и стадо телков на убой не поведу. Более того, я и собираю эту молодежную группу, для того чтоб хоть кто-то уцелел, если мы с Титычем ошиблись в своих предположениях и планах. Но если кутята хотят стать волкодавами, они должны понять, физически ощутить присутствие смерти за их спинами. Всегда, постоянно, каждую минуту… Поленился сегодня — погиб завтра. А то и раньше. Будь у нас в запасе хоть полгода, лучше год, я успел бы их подготовить, как следует, а так… — я выразительно пожал плечами. — Даже если собрать вместе девять беременных женщин, ребенок через месяц все равно не родится. Потом, те, кто выживет, будут учиться осознано, понимая: для чего рвут жилы, а сейчас — их может подстегнуть только страх. Так пусть начинают бояться сразу. А тех, кого страх не озлобляет, а парализует — лучше сразу отсеять. В башне у них будет хоть какой-то шанс.
Вот беда с этими бабами. Ну, чего я неясного сказал? Все ж вполне внятно объяснил. Так нет — стоит, теребит передник, а глаза уже влажные. Только слез мне и не хватало…
— Ну, чего застыла, солнышко мое ненаглядное? — я быстро сменил тему, демонстративно оглядывая ее с ног до головы. Длинные стройные ноги и без каблуков высоко приподнимают то место, которое каждый мужчина так и норовит погладить хотя бы взглядом. Тонкая талия, высокая грудь так и рвется на свободу из неплотно стянутого шнуровкой выреза. Стоп, сейчас не об этом! — Ты что, по лесу, вот в этом сарафанчике бродить собираешься? И, — взгляд на ноги, — в лаптях? Бегом переодеваться!
— А у меня нет другой одежки, — чуть растерянно ответила девушка.
— То есть?
— Нет, есть конечно, — поправилась Листица. — Но тоже платья. Я ж не охотник. А за грибами-ягодами и в сарафане сподручно…
— Что, совсем-совсем ничего нет? — я как-то даже не задумывался в этом направлении. — Погоди, погоди. И что, ты вот так весь год ходишь? И летом, и осенью, и зимой, и… О, — подсказали мне мысль. — А на праздники, хоровод ты тоже в лаптях водишь?
— На морозные дни полушубок и тулуп имеются, валенки — глядя на меня, как на несмышленыша, стала объяснять Листица. — Безрукавка меховая, зипун… Но их же сейчас не оденешь. А для праздников сапожки. Новые… Я их только на свадьбу и одевала, один раз. Какие у вдовы хороводы?..
Твою краснознаменную дивизию, хором и вместе с Пятницким. И после этого они еще удивляются, когда мы их дурами называем! Блондинка ты моя ненаглядная.
Я быстро подшагнул к девушке и резко ткнул ее 'клювом' в то место, где у мужчин обычно расположен пресс. Никогда не бил женщин, но надо же когда-то начинать? Извини, родная, дурь необходимо сразу выколачивать. Жалеть розги, ученика портить… Идиот! Это я о себе… Спасибо 'иждивенцам', придержали руку.
Листица охнула и стала оседать. Подхватил ее, дал отдышаться, а потом усадил на скамейку.
— За что? — всхлипнула она, когда смогла продышаться.
— Это называется боль, солнышко. Очень неприятные ощущения, согласен. Но еще пара минут, и все пройдет. А вот смерть — это навсегда. И приходит она так же неожиданно, как вот эта боль. Ничто не предвещает, все хорошо, а потом — бац!.. и ты мертва. Ты очень мне дорога и вот поэтому, солнышко, я сделал тебе больно. Чтоб ты хоть какое-то время помнила о ней и о смерти.
— Но я же все помню… — обиженно шмыгнула носом девушка.
— Да?.. — я начинал злиться. — Так почему ты в лаптях, а не сапожках? Хочешь подарить свою праздничную обувку какой-нибудь гоблинке? Или — предпочитаешь, чтоб их положили тебе в гроб?! Наверняка ты в них будешь очень красивая… Но мертвой, солнышко, ты мне не нужна. Дура безмозглая!
* * *
Не сдержавшись, я почти выкрикнул последнюю фразу. Но именно она и подействовала. Слезы высохли, а взгляд Листицы из испугано-обиженного стал осмысленным и задумчивым.
— Прости, Влад… — она попыталась встать, но охнула и села обратно. — Больно…
— Ничего, — нарочито грубо проворчал я. — Скоро пройдет. Кстати, ты не видела, куда положили имущество гхнола?
— Почему, не видела? — она опять завозилась. — Я все почистила, уксусом протерла. Вон, в уголке сложила. Все, что мужики принесли. И снаряжение, и оружие…
— А вот это хорошо. Это ты молодец, — я нежно поцеловал Листицу, правда, без фанатизма. Почти по-братски. — Ну, как? Прошло?
Вместо ответа она потянулась ко мне губами, но наука, видимо, пошла впрок. Поскольку девушка открыла глаза и поспешно кивнула.
— Да… Совсем уже не болит.
— Ну и славно… Раздевайся, солнышко… Будем из тебя Артемиду делать…
'Эй, а это как? — насмешливо поинтересовались изнутри. — Или ты имел в виду, Диану-охотницу?'
'А что, есть разница?'
Если честно, то я во всех этих пантеонах фишку не рублю, так просто — виденная где-то скульптурная композиция в памяти всплыла. Стройная, но далеко не тоще-подиумного вида девушка в коротеньком платьице, типа формы для группы поддержки, лук через плечо, колчан и пара псов, берущих след.
'Примерно, как между монашкой и маркитанткой'.
Судя по простоте и емкости сравнения, ответил мой тезка. Интеллигентный Эммануил постарался бы голую правду в какую-нибудь оберточку помягче и поумнее завернуть.
'Понял, не дурак. Дурак бы не понял… Но, кто-то совсем недавно божился, что бесплотным особям все эти забавы уже не интересны. Ась?'
'Та это ж те, — ловко съехали духи. — А обратный процесс, с чисто научной точки зрения, весьма необычен, а потому интересен'