Он отпустил ее. Она встала и вышла через вторые двери, оставив после себя легчайшее дуновение с едва уловимым ароматом гвоздики, и если бы Ронин не жил здесь когда-то, на этом уровне, он бы, наверное, решил, что это запах ее духов.
Вернулась женщина не скоро, но когда наконец она вышла в приемную, в серых ее глазах читалось неприкрытое изумление.
— Можете войти, — проговорила она с придыханием и придержала для Ронина дверь.
Ронин улыбнулся про себя. Проходя мимо женщины, он уловил в ее глазах какое-то странное растерянное выражение, как будто ее одолевали самые противоречивые чувства. Она еще долго смотрела ему вслед.
— Последняя дверь направо, — сказала она ему в спину, как будто очнувшись.
Стены коридора, отделанные так же небрежно, были выкрашены в голубой цвет, такой бледный, что он казался почти белым. Пол — темно-синий, как в приемной. По обеим сторонам коридора тянулись в ряд двери, расположенные через правильные интервалы.
Коридор упирался в глухую стену. Дверь слева. Дверь справа. Ронин постучал. Ему тут же открыли.
Здесь запах гроздики был гуще, насыщенней. На пороге стоял молодой человек, закрывая собою дверной проем. На нем были облегающие бриджи, коричневая рубашка и невысокие черные сапоги, начищенные до блеска. Сам он был стройным и худощавым. Щеки его горели неестественным лихорадочным румянцем, как будто он целую смену скоблил их бритвой. Губы розовые и пухлые. Короткие кудрявые волосы. На груди в черно-красных ножнах — кинжал, усыпанный драгоценными каменьями. Второй кинжал — на правом бедре. Он производил впечатление человека, который проводит всю жизнь в праздном безделье.
Он уставился на Ронина. Его губы слегка приоткрылись. Он, казалось, застыл, ошарашенный чем-то, а потом вдруг отошел в сторону, освобождая Ронину дорогу.
Внутри было гораздо темнее, чем в коридоре, и Ронину пришлось подождать, пока глаза не привыкнут к полумраку. Он оказался в огромной комнате, отделанной деревянными панелями. На полу — толстый мягкий ковер с темным замысловатым рисунком. Одна из стен вся заставлена книгами. Удобные кожаные кресла стоят где попало. У противоположной стены — большая, обитая плюшем кушетка. Там же — громадные двери с витыми железными перегородками. Двери стояли распахнутыми. Слышался шум льющейся воды. Пряный запах гвоздики бил в ноздри.
В комнате было полно народу. Все мужчины и, насколько Ронин сумел разглядеть в этом неверном свете, все одетые точно так же, как и розовощекий юноша у дверей. Они упорно делали вид, что не замечают его. Небрежные жесты, ленивые голоса...
— Чего-нибудь выпить? — спросил румяный юнец. Он, похоже, был очень доволен, когда Ронин отрицательно покачал головой.
Ронина заинтересовав книги, и он подошел, чтобы как следует их рассмотреть. Провел пальцем по корешкам, вспоминая Г'фанда. Очень старые книги, в истрепанных кожаных переплетах. Некоторые определенно нуждаются в реставрации. Ронин взял первую, что попалась под руку. Раскрыл ее наугад. Буквы были ему незнакомы. Он поставил книгу на место и взял другую. Здесь вместо букв были какие-то совсем уже непонятные знаки. Вот бы Г'фанда сюда — то-то было бы ему раздолье! Здесь для него — целый мир. Книги! Настоящие книги... а не жалкие фрагменты, которые сохранились у них внизу. Ронину вдруг стало грустно.
Тут он заметил, что розовощекий делает ему знаки, указывая на дверь во внутренние покои. Ронин направился туда. Когда он проходил мимо румяного юноши, тот приложил к нижней губе указательный — белый и нежный — палец.
Помещение было похоже на небольшой внутренний дворик. Впечатление было такое, что ты находишься на открытом воздухе, но это, конечно, было никак невозможно. Просто эта квадратная комната с очень высоким потолком из-за рассеянного освещения создавала оптическую иллюзию разомкнутого пространства. Пол был выложен каменными плитами. Легкий ветерок ерошил волосы. Ронина разбирало любопытство. Он никогда раньше не заходил в эту часть апартаментов Саламандры.
Он услышал какие-то странные звуки: высокая тонкая трель, свист, повторившийся несколько раз, и непонятные шумы, происхождение которых он затруднялся определить. Они, казалось, рождались из воздуха где-то под потолком.
В центре комнаты — огромный квадратный бассейн. Вода в нем журчала и пузырилась, как будто на дне бил источник.
На той стороне бассейна его ждал Саламандра, сидя на простом деревянном стуле с широкими подлокотниками. По левую его руку стоял низкий каменный столик с хрустальным графином и бокалами и второй — пустой — стул, приготовленный явно для гостя.
На Саламандре был простой черный халат. Под халатом — такие же черные леггинсы и широкая рубашка. Высокие черные сапоги, начищенные до блеска. На талии — алый кушак. На горле — брошь в виде свернувшейся ящерки, вырезанной из цельного рубина и похожей издали на сверкающую капельку свежей крови. Глаза рубиновой ящерки были из черного гагата, языки пламени, в которых она извивалась, — из оникса.
За все эти годы Саламандра ничуточки не постарел. Выглядел он точно так же, как и в день их первой с Ронином встречи. Широкое квадратное лицо с такими высокими и резко очерченными скулами, что, если бы не тяжелый подбородок, как бы уравновешивающий пропорции, оно создавало бы впечатление чего-то чужого, нездешнего. Густые темные брови. Глубоко посаженные глаза, такие же черные и блестящие, как у его брошки-ящерки. Длинные волосы, темные и густые, гладко зачесанные назад. Распавшиеся на прямой пробор, они напоминают два черных крыла.
— Мой мальчик! — воскликнул сенсей, завидев Ронина. — Как я рад снова увидеть тебя!
Он широко улыбнулся, и в уголках его глаз появились маленькие морщинки.
Ронину стоило лишь раз взглянуть в эти глаза цвета оникса, и он моментально все понял. Он отлично знал, что скрывается за этими тяжелыми веками, оттененными длинными ресницами.
— Проходи, проходи. Садись вот тут, рядом, — Саламандра указал на пустой стул ленивым, немного тяжеловесным движением, приподняв унизанную перстнями руку. Ронин поднялся по широким ступенькам и сел.
Сенсей потянулся за графином и предложил гостю выпить, но тот отказался.
— Как тебе мой атриум? — спросил Саламандра.
— Это так называется? — вежливо осведомился Ронин, оглядываясь по сторонам.
Саламандра рассмеялся грудным низким смехом, который, казалось, переливается в горле. В уголках его глаз опять появились морщинки. Сверкнули белые ровные зубы. Однако глаза его не смеялись.
— Тому назад много веков, когда люди жили еще на поверхности планеты, они возводили дома — такие, знаешь ли, низкие, отдельные друг от друга постройки. И центральная комната в таком доме всегда оставалась открытой: в нее проникали и дождь, и солнечные лучи, а ночью оттуда были видны звезды. Люди обычно собирались там, чтобы расслабиться, отдохнуть, поговорить о приятных вещах, подышать свежим воздухом. Чудесный обычай, ты не находишь?
Его тон неожиданно изменился:
— Ронин, мой мальчик, я тебе тысячу раз говорил, что тебе надо больше читать.
— Но это, если позволите, совершенно невозможно. Не каждый может похвастать такой, как у вас, библиотекой. У нас внизу книги — большая редкость.
В этот момент в дверях показался розовощекий.
— Ты знаком с моим чондрином Воссом, — повернулся в ту сторону Саламандра, причем это был не вопрос, а скорее утверждение.
— Ему, кажется, очень нравятся двери, — заметил Ронин.
Сенсей легонько поерзал на стуле, но взгляд его черных глаз оставался спокойным.
— Мальчик мой, — начал он ровным невыразительным тоном, — в один прекрасный день ты отпустишь подобное замечание в адрес кого-нибудь, напрочь лишенного чувства юмора, но наделенного властью, и у тебя будут крупные неприятности. Восс, между прочим, способен на многое.
Саламандра взмахнул рукой, и чондрин присел в странной позе. Руки его взметнулись. Ронин не уловил движения, но услышал какой-то жужжащий звук. Что-то царапнуло кирпичную стену у него за спиной чуть слева. Ронин обернулся. На стене виднелись две глубокие насечки не далее чем в сантиметре друг от друга, а на каменном полу лежали те самые украшенные каменьями кинжалы, которые еще мгновение назад висели в ножнах на груди и на бедре Восса. Всего лишь доля секунды понадобилась ему для того, чтобы метнуть их через весь зал с потрясающей меткостью.