Строй загудел, зашевелился. Балалайкин взял гитару как винтовку и побежал к первому взводу.
— Сми-и-рна-а| — гаркнул Саблин. — Команда повзводно, по вагона-ам!
Бухнул невесть откуда взявшийся оркестр, и парни, одинаковые ребята, подстриженные под нулевку, с «сидорами» и чемоданчиками поскакали в вагоны. Окна тут же с треском раскрылись и оттуда высунулись букеты разномастных голов. К первому вагону мчалась девчонка в желтом берете с помпошкой. Увидев меня, она остановиласъ на секунду:
— Спасибо вам, товарищ… — она не знала, как назвать меня, — в гимнастерке, а без погон.
— Товарищ военный…
А духовой оркестр бухал в барабан, дул в трубы, и кто-то из ребят подпевал хриплым голосом:
— Руку жа-ала, провожа-ла-а…
ТОРЕАДОР, СМЕЛЕЕ!
Мы едем вторые сутки. Всего три дня я знаю этих ребят. Да и знаю ли? Разве что только некоторых. Остальных помню в лицо. И то не всех. А меня они все знают.
Много ли смогу я сделать в эту неделю, пока наш эшелон идет до пункта назначения, как написано в бумагах Никитина. Замполит Иваницкий уже говорил мне, чтоб я «попусту не бегал». Лишь бы довезти команду в целости и сохранности да без «ЧП»…
Может, он и прав?..
Что тут сделаешь за неделю? Дай бог, со всеми познакомиться успеть…
Мысли какие-то странные. Пляшут, как на танцах… Я мечусь. Я не знаю, что я должен делать. Это уж, наверное, в кровь въедается, как начинаешь работать в комсомоле. Надо что-то делать, делать… Организовывать, как мы говорим. Иногда так заорганизуешься, что и сам не знаешь, куда дальше плыть…
— Товарищ комсорг!
А-а, это из той троицы. Петя, Федя и Ефим. Только, вот черт, кто же это? Петя или Федя. А может, Ефим?
— Что? — спрашиваю я.
— Помогите нам! Запутались мы.
У парня уши как автомобильные стоп-сигналы. Кажется, Ефим.
— А что, Ефим?
Парень снисходительно улыбается мне.
— А я не Ефим. Я Федя.
Вот елки зеленые! Ну что они еще там мне готовят?
Вот их купе. Значит, Федя—ушастый. Надо не пролопушить — кто из них кто.
Длинный, голенастый, будто кузнечик, парень смотрит на меня невинными черными глазами:
— Товарищ комсорг, вот мы тут одну задачку решить не можем, помогите.
Он протягивает мне толстую тетрадку в кожаном переплете. Ах, вот оно что. Все вы меня испытываете. На интеллект.
Я смотрю в тетрадку. Дифференциальное уравнение. Да, капкан поставили наверняка.
Можно, конечно, мило улыбнуться сейчас и сказать: «Братцы, у меня гуманитарное образование». Это самое, пожалуй, верное будет. Во всяком случае, устрой в нашем обкоме диспут об авторитете комсомольского работника, так, наверное, все бы порешили. И логика тут есть, не откажешь. Вот, дескать, начнешь решать сие уравнение, попыхтишь на глазах у грамотных ребят и оконфузишься. Что тебе потом эти комсомольцы скажут? Как за тобой пойдут?
Я, видно, ухмыльнулся всему этому. Троица смотрела на меня выжидающе.
Любопытная, конечно, иногда логика у нас, комсомольских деятелей, как нас зовут ребята. Может, потому так и зовут, что мы часто хотим быть тореадорами. Только за быков принимаем ребят, наших же комсомольцев. Все нам кажется, что одни мы умные, а ребята, быки эти, должны бросаться на паш красный плащ и бежать на него по прямой. А мы их вокруг себя — р-раз! - и обвели. Р-раз, и бык мимо пробежал. И мы его по штату обязаны укротить.
Вот так, по логике этой, не решу я сейчас это дифференциальное уравнение, значит, грош мне цена. Отвернутся от меня эти Петя, Федя и Ефим. Скажут, ну и комсорг, даже какое-то дифференциальное уравнение решить не может. Тоже мне, вожа-ак|
Я беру карандаш и начинаю черкать бумагу. Давненько я не брался за эти иксы, игреки, зеты, за эти степени… Считай, с института. Придется почесать загривок… Что-то вроде ползет, выходит, получается… Эх, нет… Не то. Отрываюсь на минуту от тетрадки. В глазах у парней пляшут чертики.
— Да, братцы, тяжко сразу-то…