Выбрать главу

Когда грузовая аппарель самолета, наконец, поднялась, и его начали готовить к буксировке в ангар, Казаков, наконец, повернулся к трем правительственным машинами, которые также остались на месте.

Средний и левый автомобили вдруг тронулись с места и уехали, оставив только один. Из него вышел охранник в темном костюме с пистолетом-пулеметом на ремне и открыл для Казакова дверцу. Казаков щеткой смел снег с плеч, затем снял шляпу, обнажая бритую голову, и сел в машину. Дверь закрылась с тяжелым щелчком, намекая на мощную броню. Лимузин тронулся с места.

Внутри на боковом сидении сидел один офицер в возрасте около шестидесяти. Перед ним располагалась консоль связи, состоявшая из спутникового передатчика и нескольких мониторов. Очень красивая женщина в форме сидела впереди за такой же консолью. Она посмотрела на Казакова, одобрительно улыбнулась и вернулась к своей работе.

— Вы даже не попытались выразить свое почтение моей матери, генерал, — язвительно сказал Казаков без всяких формальностей.

— Не думаю, что было бы разумно пытаться утешать ее в явной истерике.

— А кто был в двух других машинах? — Спросил Казаков. — Президент? Министр обороны?

— Советник по национальной безопасности, представляющий президента Сенькова и помощник министра обороны по европейским делам, представляющий правительство. Я представляю военных.

— Я надеялся, что президент найдет в себе смелость присутствовать, — горько сказал Казаков. — А тут не только не было верховного главнокомандующего, но и самолет прибыл среди ночи в метель! Что случилось с вашим чувством сострадания, с вашей ответственностью, со способностью поблагодарить семьи за их жертвы?

— Мы бы, возможно, расширили пределы нашей вежливости, если бы ваша мать не сделал такого с флагом, — сказал генерал. — Это было разочаровывающее зрелище. Наиболее.

— Она осталось вдовой человека, погибшего при исполнении своего воинского долга, который трудился за многих, — сказал Казаков. — Она посвятила армии всю жизнь. И она имеет право на горе — и желает выразить его. — Он посмотрел на генерала, но тот не ответил. Казаков вздохнул, потянулся за сидение, достал бокал и понюхал его, одновременно бросая взгляды на помощницу.

— Я вижу, вы по-прежнему предпочитаете американский виски и красивых помощниц, генерал-полковник, — сказал он.

— Вы как всегда наблюдательны, Павел Григорьевич, — ответил с улыбкой генерал-полковник Валерий Журбенко. Он открыл нишу под столом и достал бутылку «Джим Бим» и две рюмки. Он налил, протянул одну Казакову, а вторую взял сам и сказал: — За Грегора Михаилиевича, лучшего офицера — нет, лучшего человека, которого я когда-либо знал. Он был моим лучшим другом, отцом солдатам и героем матери-России.

— За моего отца, — сказал Павел Григорьевич Казаков, поднимая рюмку. — Погибшего из-за безволия, трусости и некомпетентность командования российской армии и членов Центрального военного комитета.

Генерал-полковник Журбенко, заместитель министра обороны и начальник генерального штаба вооруженных сил российской Федерации остановил рюмку в сантиметре ото рта. Он вдумался в сказанное, пожал плечами и выпил виски.

— По крайней мере, вы наши в себе мужество со мной не спорить, — горько сказал Казаков.

— Ваши слова для меня болезненны и обидны, Павел, — ровно сказал Журбенко. Помощница налила им еще по рюмке. — Если бы они были сказаны кем-либо другим, вне зависимости от ранга или звания, я бы приказал бросить его в тюрьму или казнить[12].

— И мою мать, генерал? — Спросил Казаков.

Журбенко не дал никакого ответа. Он привык угрожать политическим и военным соперникам — но Казаков не был соперником, он был выше. Даже если бы он не носил фамилии самого известного и любимого военного в России, он был, вероятно, самым могущественным человеком в России.

Павлу Григорьевичу Казакову, бывшему привилегированным сыном выделяющегося и быстро продвигающегося по службе офицера Красной Армии[13], было мало чего делать. Благодаря своим родителям, он поступил в Российскую военную академию в Санкт-Петербурге, известном тогда как Ленинград, но, как оказалось, не имел интереса к военной службе — только к пьянкам, гулянкам, курению, алкоголю и другим веществам, чем хуже, тем лучше. Дабы избежать скандала, его отец тихо перевел его в Одесский Политехнический Университет в Украинской Советской Социалистической Республике, недалеко от их зимнего дома. В этом месте он стал просто еще одним из множества испорченных сыновей высокопоставленных членов коммунистической партии, посещавших эту школу в «Русской Ривьере», чтобы привести себя в порядок, и начать жизнь самостоятельно[14].

вернуться

12

В России 2001 года начальник генштаба имеет право лично приговорить к тюремному заключению или отмененной смертной казни гражданского за крамольные разговоры. Дядя Браун, ты дурак?

вернуться

13

«еще в советские годы был выделяющимся и быстро продвигающимся военным», способным пристроить сына, которому было минимум 18 в военное училище, но при этом в 1999 году был майором?

вернуться

14

Политехнический институт — отстойник для мажоров? Автор не в курсе, что политех это такой ВУЗ, где халявить невозможно в принципе?