II
В течение всей ночи дружина светлобородых рослых северян бесшумно, подобно волчьей стае, пробиралась по припорошенным снегом гиперборейским холмам. Дорогу освещали только мерцающие звезды, но через некоторое время от земли поднялся плотный туман, сквозь густую пелену которого не была видна даже взошедшая луна. Невзирая на то, что туман не позволял разглядеть пальцы вытянутой руки, воины Ньорда пробирались вперед, стараясь придерживаться любого прикрытия, будь то непроходимый бурелом или раскиданные тут и там по болотистой местности большие валуны. Халога считалась хорошо укрепленной цитаделью, и, вне всякого сомнения, стражи стояли не только на его стенах, но и обходили дозором дальние подступы к крепости. Если отряд асиров обнаружат, все будет кончено — и быстро! Ньорд прекрасно знал, что успех ему может обеспечить только внезапность нападения.
Когда асы наконец достигли укрепленного замка, туман чуть рассеялся. Халога, мощная цитадель, была воздвигнута на холме в центре небольшой долины; ее высокие стены поднимались в сумрачное небо, тяжелые врата были укреплены по бокам каменкой кладкой. Окна-бойницы зияли только на верхних этажах башен, а ниже, на отвесной поверхности стен, чернели лишь узкие проемы, сквозь которые можно было лишь метнуть стрелу да ударить копьем.
Взять эту крепость штурмом будет нелегко, очень нелегко, — пронеслось в голове Ньорда. И еще его неотступно преследовала мысль о пропавших людях Эгиля, исчезнувших, как сухие листья в лесу.
«Скоро рассвет, — подумал вождь. — Придется потерять еще один день, снова дожидаясь темноты. Вряд ли эти потомки вонючих хорьков потеряют осторожность, вряд ли они опустят мост надо рвом или поднимут решетку на воротах…»
— Эй! — окликнул он одного из своих воинов, беглого рыжебородого раба из Ванахейма — страны, лежавшей на запад от Асгарда. — Передай парням: дальше двинемся лишь вечером, а пока они могут отсыпаться. Только плащи пусть припорошат снегом, чтоб днем нас не заметили со стен. На первой страже — люди Трора Железной Руки.
Потом Ньорд и сам упал на землю, поплотнее закутавшись в свой меховой плащ. Сон долго не шел к нему, а когда все же удалось забыться, сновидения были беспокойными и тревожными, полными кошмаров и отчетливого предчувствия страшной беды.
А Конану заснуть так и не удалось. Молодой киммериец скрипел зубами, никак не мог забыть нанесенную ему обиду. Конечно, Ньорд — вождь, а он, Конан, еще молод, но уж выслушать-то до конца его ведь могли?! Здесь, в Асгарде, он все время чувствовал себя чужаком, хотя этим испытанным во множестве боев светловолосым воинам уже не раз представлялась возможность оценить его силу, ловкость, умение владеть оружием; как и они, он умел молча и спокойно переносить тяготы и лишения похода, как и они, умел голодать и не спать ночами, мог выследить и зверя, и человека. Кое-кому их асов пришлось испытать на собственной шкуре и крепость его кулаков — когда его слишком уж задирали, юный киммериец дрался, как злобный волчонок, и несколько раз его с трудом отрывали от уже сбитого с ног соперника. Но все равно он был чужаком! Вот если бы он совершил что-то необыкновенное, по-настоящему героическое… тогда его, наверно, наконец сочли бы своим!
Киммериец внимательно смотрел на высившийся перед ним замок. Крепость казалась ему совершенно неприступной, неподвластной ни времени, ни людям, ни богам. Конан родился и вырос в горной стране и с младых лет ловко, как белка, лазал по скалам; но в камне всегда можно было найти трещины или выступы, за которые удалось бы зацепиться пальцами. Стены же Халоги, насколько было видно зорким глазам киммерийца, были гладкими, как стекло, без малейших промежутков меж каменных глыб, и вскарабкаться на них могла разве что ящерица. А вот бойницы… Их нижний ряд был расположен на высоте примерно в три человеческих роста — так находящимся за ними лучникам удобнее целиться в приближающегося врага. Добраться до них можно, но вот пролезть внутрь… Они были слишком узки, и ни один из рослых широкоплечих асиров через них не протиснется. Но он, Конан, куда более худощав и гибок…
Когда рассвело, воины ньордовой дружины испытали жестокое потрясение. Лучи восходящего солнца осветили стены крепости, и то, что они увидели там, повергло асиров в бессильную ярость, в смятение и гнев.
Так что когда обнаружилось, что куда-то исчез молодой киммериец Конан, Ньорд не придал этому значения — да и стоило ли думать о киммерийце, когда на крепостной стене, привязанные к столбам с перекладинами, еще живые, висели разведчики Эгиля — все тридцать человек!
Рядом с ними стояла, кривя в презрительной усмешке алые губы, владычица Халоги Вамматар, прозванная Черной Смертью. Холодный зимний ветер развевал ее распущенные белокурые волосы, свободные белые одежды не скрывали очертаний гибкого стройного тела, в глазах горело торжество. Гиперборейская ведьма наслаждалась происходящим — и асиры, кусая кулаки от бессильного гнева и с трудом сдерживая рвущиеся из груди стоны, стали свидетелями того, как их товарищей предали страшной смерти. Слуги Вамматар терзали и рвали их тела изогнутыми ножами, клещами и крючьями; муки несчастных были столь жестоки, что они, испытанные и мужественные бойцы, не могли сдержать нечеловеческих криков и мольбы. Но не жизни они просили, а лишь быстрой смерти; но этого избавления от страданий им пришлось ждать долго, очень долго! Время это показалось Ньорду бесконечным.
На вождя асов было страшно смотреть; взирая на муки своих людей, он постарел разом на многие годы. Больше всего его мучило собственное бессилие, ибо он ничем не мог помочь несчастным соплеменникам; его небольшой, не имеющий осадного снаряжения отряд был не в силах штурмовать неприступные каменные степы Халоги. Если б под рукой его имелось многочисленное воинство, с таранами, катапультами и осадными башнями, тогда бы он, затратив немало дней, разрушил эти проклятые стены или подвел под них подкоп, и сам, обнажив меч, первым ринулся в рукопашную схватку с ненавистными гиперборейцами. В конце концов, можно было бы взять защитников замка не воинской силой, так измором! Но была еще одна возможность, о которой, кусая губы, размышлял Ньорд.
Даже имея столь малую дружину, какая выступила с ним в поход, можно было добиться успеха — подкрасться к замку и, используя приставные лестницы, пойти на штурм под прикрытием отряда лучников. Но незаметно! Скрытно! Неожиданно! Теперь же, после пленения асирских разведчиков, эффект внезапности был потерян.
Ньорд не мог понять, как воинам Халоги удалось взять в плен живыми всех людей Эгиля, из коих каждый предпочел бы смерть в бою мучительной и позорной казни. Но, так или иначе, теперь гиперборейцы знали, что дружина мстителей-асов находится где-то рядом. Конечно, размышлял Ньорд, здесь не обошлось без вмешательства черных колдунов Халоги — только с их помощью можно было застичь врасплох опытных воинов Эгиля. Похоже, мрачные слухи о силе их магии ходили не зря, и сегодняшнее страшное действо на крепостной стене было тому подтверждением. Гиперборейцы были предупреждены, а значит, ничто не могло помочь вождю асов взять замок и освободить свою дочь.
Внезапно Ньорд заметил, как из окна на одном из верхних этажей центральной башни вырвалось густое черное облако дыма. Заметили это и воины Халоги — оставив тела казненных асов, они бросились во двор с крепостных стен, желая разобраться, что происходит в башне. С лица жестокосердной владычицы Вамматар тоже исчезла самодовольная усмешка; теперь она казалась недоумевающей и озабоченной.
И тогда в душе Ньорда, предводителя асов, впервые затеплилась слабая надежда.
III
Крепостные стены Халоги оказались не столь уж неприступными, как это выглядело с первого взгляда. Правда, десять попыток вскарабкаться наверх закончились неудачей, но в конце концов Конан ухитрился закинуть веревочную петлю на выступающий над одной из бойниц водосток. Этот желоб выковали в виде головы дракона, и петля плотно охватила его железную шею. Молодой киммериец умел искусно пользоваться арканом, обычным приспособлением в его родных краях; на веревке было завязано множество узлов, и взобраться по ней на стену не составило теперь особого труда.