— Нет, не могу, слышишь. Потому что сердце моё принадлежит ему.
— Вот что, сердце твоё принадлежит ему, — говорит Марцеллиус и уходит…
На святках Симон Руст приехал с Церковного острова и должен был написать название на своей новой лодке. Он остановился у старого учителя, и Фредерика каждый день надевала своё праздничное платье и шёлковую ленточку на шею. Когда же название было написано, немногие могли прочесть латинские буквы. А написано было Зирегйп. Вот какое он придумал название! И мало было людей, которые понимали, что значит это благородное слово.
И вот наступил ясный, звёздный вечер, канун сочельника. Марцеллиус пошёл в дом учителя и вызвал Симона Руста.
— Название высохло, — сказал Марцеллиус.
— Так завтра мы спустим лодку на воду, — ответил Симон Руст.
Марцеллиус продолжал:
— Правда ли, что ты женишься на Фредерике?
— Я думаю, тебя это не касается, — ответил учитель Симон.
— Всё равно, если ты серьёзно мне скажешь, что женишься на Фредерике, то получишь лодку задаром.
Симон Руст призадумался, а он был очень скуп на деньги, как и его отец. Он позвал Фредерику и спросил:
— Ведь правда, что ты выходишь за меня?
И Фредерика ответила:
— Да, сердце моё принадлежит тебе.
И было совсем светло от звёзд, а глаза Фредерики так и сияли от радости при этих словах.
Идя домой, Марцеллиус горько раскаивался, что отдал Симону лодку задаром. «Но он получит её в самом исковерканном виде, — думал он, — я сам сяду в лодку, когда ее будут спускать».
Он бродил от избы к избе, никуда не заходя, и всё брёл вперёд, при свете звёзд и северного сияния. Он вышел на северную часть острова, где уже висели его канаты и тали, готовые принять новую лодку и спустить её в бездну. Атлантический океан рокотал под ним. Он сел.
Вдали на море горели два огонька на паруснике; ещё дальше виднелись два других огня на пароходе, тяжёлой, чёрной массой выделявшемся на востоке. Он думал: «Самое лучшее, пожалуй, сесть в один прекрасный день на такой пароход и уехать. Фредерика навсегда потеряна, и нечего тут будет делать, раз она покидает Чёрный остров. Господи Боже, будь ей помощником и покровителем вовсе дни! А что касается до того, что он хотел испортить Симону Русту лодку, так он просит прощения за эту дурную мысль и, наоборот, изо всех сил постарается сохранить лодку в исправности при спуске. Вот какой он человек!».
Он встал и повернул было к дому, как вдруг до него донёсся слабый крик, зов. Он прислушался. Он увидел, что кто-то идёт к нему навстречу.
— Фредерика, это ты? — спросил он.
— Да. Я хотела только сказать тебе, чтобы ты не сделал чего-нибудь над собой, Марцеллиус.
— Я просто пошёл прогуляться, — ответил Марцеллиус.
Она взяла его за руку и, держа её, продолжала:
— Нет никакой надобности принимать это так близко к сердцу. К тому же я ещё и не совсем решилась.
— Ну, как же не решилась!
— Чем это кончится! — воскликнула она. — Сейчас он был со мной невыносим. Я верю тебе больше, чем Симону. Он отвиливает, теперь он говорит: время терпит.
Марцеллиус ничего не ответил на это. Они пошли. Но Фредерика даже в растерянности своей была умна и сообразительна и вдруг сказала:
— Во всяком случае, тебе не зачем отдавать ему лодку задаром.
— Нет, нет, конечно, — ответил Марцеллиус.
На перекрёстке она протянула ему руку и сказала:
— Ну, теперь я пойду домой, а то он рассердится на меня. Может, он видел, куда я пошла.
Они простились и разошлись по домам.
На следующий день ветра не было, и море лежало спокойное. Старый корабельщик Иоахим и оба его сына ещё до рассвета снесли новую лодку к талям на северной оконечности острова, все мужчины с острова помогали им, чтобы прекрасное судно не попортилось во время переноски. И зелёная красивая лодка уже висела щеголевато на канатах.
Старый учитель уговорил своего важного сотрудника и коллегу Симона Руста отложить возвращение на Церковный остров до послеобеда, и вот час этот уже настал. По-видимому, отношения между помолвленными со вчерашнего вечера не улучшились, наоборот, они шли неподобающе далеко друг от друга, а невеста казалась преисполненной сомнений. Когда они подошли к талям, Иоахим и его люди были уже в сборе. Все мужчины сняли шапки перед обоими учителями и их спутницей.
— Всё готово? — спрашивает Симон.
Иоахим отвечает:
— Всё. По-нашему, готово.
Вдруг Фредерика, мучимая сомнением, говорит громко:
— Ты бы поберёгся сегодня, Марцеллиус. Разве никто другой не может сесть сегодня в лодку, кроме тебя?