В комнату зашел Прошка и принес капучино с Пожарскими котлетами. Суворову они так нравились, по его же словам, что я даже задумывался о том, чтобы назвать их «Суворовскими».
— И отчего вы, Михаил Михайлович, посчитали Швейцарию уже французской? Насколько я знаю, там еще или нет, или же мало республиканских войск, — сказал Александр Васильевич, перейдя на «вы» даже в присутствии слуги.
Точного развития событий в швейцарских кантонах я не знал. Мало того, никто не знал из-за недостатка информации. Однако, уже все говорили, что Швейцария «просвещенным монархическим миром» потеряна. Точно было известно, что республиканцы, причем именно что сами швейцарцы, берут власть в кантонах. Уже создана Леманская республика на территории большого кантона Во [в РИ 24 января 1798 года], в других местах Конфедерации так же сплошь республиканские воззвания и политические силы. А Франция потихонечку, но вводит свои войска, или политически способствует приходу нужных людей.
Так что, да, Швейцария потеряна. Не вся, возможно кто-то и останется в зоне влияния Австрии, но для этого императору Францу нужно подсуетиться.
А как могло быть иначе, если австрийцы проиграли и ждали унизительного мира, а в Италии почти что установилось господство французов? Кто защитит швейцарские разобщенные кантоны? Так что бюргеры с Альпийских гор и заальпийских лугов посчитали за лучшее самим стать республиканцами, чтобы не ждать, когда их станут таковыми делать насильственно. Не те уже швейцарцы, что некогда дали отпор Священной Римской империи, не те.
— Да… ты прав, Миша. Все ждут, чтобы мы ударили и вернули земли Австрии. И, как я понял, цесарцы ничего нам не обещают. Продовольствие? Посмотрим… — Суворов задумался.
— Нельзя позволять союзникам затыкать дыры русскими штыками! Нельзя нам указывать, как воевать! — я вошел в кураж и почти кричал, чувствуя, что нужно дожать Суворова, придать ситуации пафоса, воззвать к тщеславию полководца.
— Чего кричишь, Миша? — демонстративно зажав уши руками, улыбаясь сказал Суворов.
— Прошу простить меня, ваше высокопревосходительство, — сказал я, успокоившись.
— Ты думаешь, что меня станут слушать? — спросил Суворов.
— Пока окончательного вашего согласия нет, будут. Вы, ваше сиятельство, еще добьетесь славы, станете «вашей светлостью», Светлейшим князем…
— Изыди! Искуситель, — засмеялся фельдмаршал.
Но смех этот был несколько наигранным. Не лишен Суворов тщеславия, любит он, может и чуточку больше, чем большинство людей, когда хвалят, восхищаются. Стать Светлейшим князем, как Потемкин, или Меньшиков — это та цель, которая, в купе с прочим, теперь не даст оставаться спокойным Александру Васильевичу.
— Ваше высокопревосходительство, вы не заметили, что мы уже сколько время говорим словно вы приняли решение возглавить поход против республиканцев? — спросил я.
— А и то правда. Вона и с твоим отрядом порешали, — улыбнулся Суворов. — Но нынче же переговори с теми офицерами, что последовали за мной. Они должны прийти и просить меня. Далее, отправь вестового к лекарю, с коим мы с тобой разговаривали у Державина. Как его… Григорий Иванович Базилевич. Мне нужны те лекарства, о которых говорили. Пусть сколько есть, готовит. Отсылай письмо Ложкарю. Я хотел бы видеть в походе хоть кого из Военторга. Вы же, Михаил Михайлович, станете договариваться с итальянцами, и будете посредником между австрийскими интендантами и Военторгом. А еще…
Александр Васильевич Суворов все накидывал и накидывал задач. Он включился в работу и только сейчас я увидел великого полководца, а не старика, балагура, или еще кого. Становилось теперь понятным, как может с виду немолодой человек управлять огромной машиной — армией.
— Это что? Нам Рождество нужно встречать в пути? Или на следующий день после оного выдвигаться? — размышлял Суворов, а я, достав блокнот, сортировал дела, связанные с будущим походом, по степени их важности и срочности.
*………*………*
Голуэл. Запад Ирландии
5 января 1798 года (Интерлюдия).
Выглядящий еще молодым человеком, пусть годами уже таковым не являлся, Теобальд Вольф Тон демонстративно молился на католический манер. Сам мужчина, с выдающимся носом и неестественно тонкими губами, уже не относил себя ни к какой церкви. При этом показывать своим соплеменникам, что он, на самом деле крещен в англиканство, нельзя. У многих ирландцев кроме своей католической веры в жизни и не за что зацепиться, потому ее, веру, оберегают тщательно, иначе многие уже перешли бы в английский протестантизм.