Не понравился переезд двора и Суворову, но он постарался подальше заткнуть своё негодование, чуя, что всё становится сильно сложно. С Павлом так нельзя, с ним норов не покажешь. Лёгок император на расправу, немало генералов и иных чинов из армии уже отправили в отставку. Так что, приехав в Царское Село и пробыв там целый день без аудиенции, Александру Васильевичу пришлось пристраиваться к большому поезду и следовать за императором в Петергоф. Мало того, по приезду в эту резиденцию русских императоров, Суворов вновь не был принят государем.
— Ваше Сиятельство, — прервал размышления Суворова его слуга Прошка. — К вам господин требуют.
— Прямо-таки и требуют? Прошка, а звать того требователя как? — спросил Суворов, нервничая от сложившейся ситуации, когда не то что аудиенции не дают, но и практически издеваются.
— Так не представились они, требуют токмо, — Прошка пожал плечами.
— Ну, зови! Что стал, остолоп? — резко сказал Александр Васильевич.
Уже скоро с надменным лицом в комнату, где находился генерал-фельдмаршал и самый прославленный русский полководец, вошёл цирюльник, царский брадобрей Иван Павлович Кутайсов. Бывший то ли турчёнком, подаренным Павлу ещё в детстве, то ли безродным грузином, найденным под Кутаиси, сейчас Кутайсов взлетел очень высоко. Никаких политических устремлений, кроме сытой жизни при утолении непонятно откуда взятого честолюбия — вот, пожалуй, та характеристика, которой можно вкратце одарить Кутайсова. Брадобрея в порядочном обществе, к которому и Суворов себя причислял, не любили. Никаких заслуг у Кутайсова не наблюдалось, кроме того, что именно ему получилось свести Павла Петровича сперва с Нелидовой, а когда император стал охладевать к этой любовнице, то с Лопухиной. И теперь Кутайсов входит с надменным видом в комнату, будто выше в своих делах самого Суворова.
— Чем обязан? — зло спросил Суворов.
— Особо ничем, Александр Васильевич. Так… Шёл к Финскому заливу, да вот думал, может проведать вас, — отвечал Кутайсов, по-хозяйски обходя комнату.
Эмоции Суворова забурлили.
— Вот, Прошка, — в язвительной манере обратился фельдмаршал к своему слуге. — Плохо служишь мне. Нужно справнее бороду брить. Вот господин Кутайсов, бери его в пример. Он тако же из холопов будет, а нынче уже и господин [пересказан известный исторический анекдот начала XIX века].
Кутайсов побледнел, начал что-то мямлить. Было видно, что он силился не оскорбить Суворова. Брадобрей был хитрым человеком и даже в минуты сильного эмоционального возбуждения понимал, что с великим полководцем нельзя ссориться. И так в обществе не признают, а ссору с победителем турок, поляков и персов не простят даже при дворе.
— Я… Пойду… Лакея пришлю… — растерянно сказал Кутайсов и вышел.
— И чего хотел, спрашивается? Чего приходил? — усмехнулся Суворов, ни капли не жалея о своих словах.
А хотел Иван Павлович сказать, что фельдмаршалу назначена аудиенция через полчаса в парке Петергофа. Вот только, понимая настроение Павла и отношение императора к Суворову, Кутайсов решил и сам поглумиться над полководцем. Павел назначил Суворова главным виновником того, что его, государя, военная реформа встречает сопротивление в армии. Александр Васильевич действительно говорил про то, что не буклями нужно воевать, да косами, а умением и оружием.
— Ваше Высокопревосходительство, государь изволили гулять по парку, вскорости подойдёт к Китайской беседке. Там вы с ним и переговорите, — сообщал ливрейный лакей Суворову.
Александр Васильевич провёл ночь в покоях у Финского залива, там, где когда-то проживала будущая императрица Екатерина Алексеевна. Приятное место, если понимать, что тут же, но в соседнем здании, жил и Пётр Великий. Виды были на Финский залив, и с самого утра спать не давал крик чаек.
Казалось, большая честь оказана полководцу, но отчего-то сам фельдмаршал так не считал. Всё говорило о том, что Павел Петрович решил поумерить спесивость военачальника. До императора довели все или почти все слова Суворова, которые касались государя. И пусть Александр Васильевич и старался выражаться двусмысленно, неоднозначно, но и в этих словах опытные царедворцы, такие, как Ростопчин, нашли злой умысел. Святая святых для Павла — военная реформа подверглась критике Суворова. Говорил фельдмаршал о буклях, новом мундире, сокращениях. Делал это лишь кулуарно, но государю доложили. Император был зол, очень зол, и хорошо, что нашлись те, кто сделал всё, чтобы только Александр Васильевич не встретился с Павлом Петровичем во время пика раздражительности государя словами Суворова.