Когда я увидел изобретателя и, смею надеяться, своего старшего товарища или друга, то даже успокаивал, что всё пройдёт нормально. Пароход был готов, выкрашен, проверен уже трижды. Не должно возникнуть проблем. Но Кулибин не спал которую ночь, всё проверял, трогал, пробовал даже ломать, оценивая прочность конструкций. Уж очень он хотел, чтобы, наконец, появилось что-то из числа его изобретений, пусть в этот раз и я к сему руку приложил, что стало бы полезным, массовым, да ещё и в мировом масштабе. Но я сам виноват, так как накачал сделанное нами великими смыслами и пафосом.
Перед свадебными торжествами мы с тестем объезжали все локации грандиозного празднества, смотрели те мини-спектакли, которые будут показывать приглашённой публике в порту, переоборудованном для праздника. Просмотрели и огненное шоу, которое было мною же и придумано, а исполнителями выступали пятеро самых ловких бывших подростков, что уже готовы показать себя не только в шутихах, но и в серьёзных делах. Конечно же, пробовали еду, которая будет предоставлена гостям, в чём нам главной советчицей выступила княгиня Оболенская. Проверяли надёжность конструкций и навесов. И, конечно же, не оставили без внимания пароход, на который будут приглашены самые знатные или близкие гости, не более восьмидесяти человек.
Кулибин трясся за наше детище и упрекал меня в том, что я такой спокойный. И что вообще, по его словам, «венчаться — это богоугодное дело, но то, что обществу представим пароход, ещё более важное событие, ибо первые за всей Европы подобное сладили». Как-то так выражался Кулибин.
Я догадывался, с чем связаны страхи и переживания гениального изобретателя. Дело в том, что его придумки либо вовсе не финансировались и выставлялись на смех, либо, как с последним изобретением — оптическим телеграфом, сразу же в музей направили. А Иван Петрович хотел, чтобы его изобретения работали для людей и прославляли имя Кулибина. Не лишён человек честолюбия, и в данном случае это более чем обоснованно.
А так что касается оптического телеграфа, то уже строятся столбы, и первыми подобной связью будут объединены Белокуракино и Надеждово, после Белгород и, возможно, Луганский железоделательный завод. А там, с чем судьба не шутит, может и до Крыма доведём, пока в Петербурге не поймут пользу изобретения и не подпишут нашу компанию провести подобный телеграф от столицы к Москве.
— Приехали! — сказал я, когда карета остановилась, и послышались приветственные крики.
Большая часть горожан Нижнего Новгорода собралась недалеко от набережной. Для людей были выставлены более ста молодых бычков, жарились куры, утки, закуплена мука и выпечен хлеб. Были там и нанятые нами с Вяземским артисты, кукольные театры. Не обошлось и без алкоголя. Однако, народ не пускали на саму набережную, перекрытую солдатами, тут были гости нашей свадьбы. Хотя, по факту, и горожане также гости, просто из тех, кто подарков не дарит.
— Ура! Славься! — ещё громче закричали люди.
Кто кричал, кто крестился, были и те, кто встал на колени, а многие просто замерли с поднятыми к небу головами. Там, немногим ниже кучевых облаков, летел воздушный шар, а от него тянулся шлейф в виде надписи на полотнище «Совет да любовь». Представление начиналось.
— Дети мои! — прослезился Андрей Иванович Вяземский, чья карета шла следом за нашей.
За спиной тестя уже без каких-либо условностей, что она женщина, да ещё и не самая близкая родственница, стояла княгиня Оболенская. Чуть дальше расположилась нынешняя супруга Андрея Ивановича — Евгения Ивановна О’Рейли с детьми Петром и Катей. У Вяземских всё нормально с фантазией при выборе женских имён? Или это так хотели угодить императрице? Но, тем не менее, количество Екатерин Андреевн на квадратный метр сегодня бьёт рекорды.
— Какие же вы красивые! — продолжал Вяземский пускать слезу.
Хотелось спросить тестя, что именно он пил в карете по дороге к набережной. К нам начали подходить гости и вновь поздравлять. В церкви было, так сказать, коллективное поздравление, сейчас же предстояло выдержать индивидуальные здравицы.
— Так, я буду первой, — сказала Оболенская, Андрей Иванович Вяземский попробовал возразить, но Екатерина Андреевна одёрнула его. — Да, племянник, я буду. Я люблю вас, уже двоих. И…
Княгиня склонилась над ухом Кати и начала шептать ей, вгоняя мою супругу в растерянность. Я услышал лишь некоторые слова, но которые и меня смутили. «Не сложится» «себе заберу», «будь ласкова сегодня и не лежи мертвячкой». Княгиня ломала все шаблоны дамы высшего света. Впрочем, мне это даже нравилось.