Прямолинейно, конечно, но хотя бы понятны мотивы, которыми руководствуется в своей службе, да и жизни, Аракчеев. Алексей Андреевич хочет либо быть, либо казаться служакой, ну, так учтём данный факт и не станем питать иллюзий в дальнейшем. А так, он мне нужен. Потому никаких упрёков, чтобы неприязнь не повлияла на работу. Буду держать дулю в кармане.
— Отбросим недомолвки. Вы уже возглавили русскую артиллерию? — решил переменить я тему.
— Согласовывается. На это место есть претенденты, но государь обещал мне, а я верю слову монарха, — отвечал Аракчеев.
Разговор не ладился, и я был рад тому, что рядом сновал туда-сюда Николай Резанов, и решил сперва познакомить Николая Петровича с Аракчеевым, а после полностью перевести внимание на соучредителя РАК.
Сложный он человек, этот Резанов. Вот разграничены же полномочия между ним и Крузенштерном, а они всё равно поссорились на почве того, в каком статусе будет участвовать судно Юнона в предстоящем уже через две недели походе. Всё же понятно: Иван Фёдорович Крузенштерн главный в море и во время переговоров с американцами, так как знает их элиту, в остальном Резанов главный на суше, но не в море.
Признаться, я тайком от Резанова порекомендовал Крузенштерну обратиться в Адмиралтейство и взять там чёткое подтверждение полномочий и определить официальный статус Юноны. Сам же я уже имею подтверждение о дозволении кораблю РАК присоединиться к кругосветному плаванию русского флота.
После того, как гости, их мужская большая половина, сошли с парохода, оказалось, что многие женщины плачут. Мужчины, было дело, всполошились, но когда узнали о причинах, заулыбались. Это так женщины прослезились из-за романсов, которые исполняла моя служанка Прасковья под аккомпанемент гитариста из оркестра Вяземского.
— Миша, это… — моя ненаглядная также встретила меня с мокрыми дорожками на симпатичных щёчках. — Как же берёт за душу, как это чувственно. Твои романсы — они великолепны. Я благодарю Бога, что стала женой такого тонко чувствующего человека.
Но не успели мы обсудить тексты романсов, как прозвучал свист, а за ним последовал первый взрыв, и уже ночное небо расцветилось множеством огней. Ну, а дальше… Такого фейерверка ещё не видели в России, по крайней мере Кулибин, долгое время занимавшийся такой забавой при Екатерининском дворе, заверял, что на мою свадьбу будет лучшее шоу. Так и было. Всё взрывалось с разными рисунками, одна ракета менялась на десяток, зашипели фейерверки, забились яркими искрами огненные фонтаны из-под земли. Чуть вдали, где гуляли горожане, судя по восторженным крикам, творилась вакханалия — Нижний Новгород ликовал, входя в экстаз от увиденного.
— Господа, — мой тесть обратился ко всем присутствующим после окончания почти получасового фейерверка. — Прошу проследовать к поданным каретам, чтобы продолжить наш праздник ужином и танцами.
Гости, словно покорные барашки, поплелись к каретам. Уже научились быть ведомыми на празднике и идти туда, куда зовут.
Застолье, здравицы, множество блюд, которые несмотря на то, что большинство неплохо подкреплялись в порту, поедались быстро, цыганские песни с исполнением «Мохнатого шмеля». После присутствующих мужчин пригласили посмотреть во двор. Тут свои умения показывали мои воины.
Что такое показушная постановка якобы работы спецназа, я знал. С подготовленными бойцами раскидать трюки с акробатическими элементами, ударами ногами, снятием часовых, битьём досок руками, бутылок о голову, как и многое другое, сделать было несложно. Вот и порадовали таким вот двадцатиминутным выступлением разгорячённых мужчин, среди которых большинство были или в прошлом военными, или нынче проходящими воинскую службы.
После начались танцы, и первым был вальс, вот так, вопреки воле государыни, столь рьяно запрещающей развратный, по её мнению, танец. Танцевали лишь только мы с Катей, и звучала музыка, которая была мной с горем пополам передана профессионалам, ну, а те добавили чуть своего, не испортив композицию. «Мой ласковый и нежный зверь» — этот вальс начинался так нежно, постепенно развиваясь и усиливаясь, как… Это секс в лучшем отношении к нему.
Я закружился и был счастлив. Мы смотрели друг другу в глаза, и химия, которая была между нами, создавала батарейку, от корой можно было бы подпитать весь Нижний Новгород, будь тут провода и лампочки. Любви нет — думал я раньше, в иной жизни. Нет жизни без любви — уверен я в новой своей реальности.
А после мы пошли в спальню. Она была украшена лепестками роз, горели красивые, в виде роз, свечи…