Не хочу! Если могу сделать так, чтобы подобного не было, то сделаю это. Тем более, что я себя не забываю, живу почти в роскоши, с роскошной женщиной, обзавожусь друзьями, пусть и большинство их не из дворянства…
— Да пусти ты меня, невежда! — услышал я звонкий голос, скорее всего принадлежавший молодому человеку.
Я не спешил посмотреть, кто это там такой кричит и рвется ко мне, но на всякий случай, я взвел свой револьвер.
— Как считаете, Яков Дмитриевич, мы договорились? — спросил я у Захарова, понимая, что наш разговор либо прервется, либо закончится, так как шум и выкрики набирали угрожающую тональность.
— Пух-тух, — удары прозвучали, словно в озвучке индийских фильмов из будущего, громко и звонко.
Я резко поднялся, так как навстречу решительной походкой, шел молодой человек. На вид ему было лет до восемнадцати, и он обладал внушительными габаритами. А в дверях корчился от боли один из сопровождающих моих охранников.
Выкидываю ногу вперед и бью незнакомца в живот, после делаю шаг навстречу, ударяю правым хуком тому в челюсть и пока парень пытается прийти в себя после ударов, беру в захват его руку, придавливая драчуна мордой в пол. Давно я уже не дрался, кроме как на тренировочных поединках. Хоть размялся немного.
— Больно! — вскричал звонкий мальчишеский голос.
— Кто такой? — с металлом в голосе спрашивал я, не отпуская руку, кости которой уже начинали хрустеть.
— Портупей-поручик Преображенского полка Федор Толстой, — простонал парень.
Я залился в смехе. Вот только недавно вспоминал эту личность, которой в будущем, когда читал историческую литературу, даже несколько восхищался. Герой любого романа, хулиган, которых еще поискать, при этом с атрофированным чувством справедливости. Такой образ выстроился у меня в голове относительно Толстого-Американца.
— Что же вы, портупей-поручик, напали на моего охранника? После того, как он был вами бит, мне придется его уволить. И отчего вы не по мундиру одеты? — говорил я, ослабляя захват.
— Сбежал из полка, — спокойно говорил Толстой о своем проступке, за который и вылететь из гвардии не долга.
— Ваше превосходительство… — понурив голову подошел Иван Проскуров, тот самый охранник, который был бит Федором Толстым. — Прикажите, так выброшу етого… Будь он и дворянин, а там, хоть на плаху голову за такое.
— Как, господин Толстой, приказать? — спросил я, продолжая улыбаться и веселиться.
— А пусть попробует! Еще не родился тот, кто… — парень осекся и посмотрел на меня, того, кто только что с легкостью помял этого бойца.
— Заменись, Иван, с тобой после поговорим. Как вообще мог тебя уделать юнец? Тренировки пропускаешь? Иди, с глаз моих, — сказал я Проскурову.
— Господа, если вы не против, то я пойду. Желаю и далее столь курьезных развлечений, — сказал Захаров и стал выходить.
— Постойте, сударь, не ходите туда! — сказал Толстой и после того, как мы оба с Яковом вопросительно на него посмотрели, тот продолжил. — Там, у входа в ресторацию, стоят трое, один, так и сущий зверь. Те господа что-то о дуэли говорили. А еще у того зверя на левой руке ожоги, как бывают у тех, кто часто стреляет с пистолей. Не бретер ли? Нынче подобное у дворян, что забыли о чести, бывает, нанимают стрелков.
Я озадачился. Вот не думаю, что возле ресторана прячутся и выжидают пока выйдет Захаров. Кому он особо нужен, если только… А не по мою ли душу прибыли товарищи? Не хочется быть тщеславным, но я куда как более интересная и противоречивая фигура, чтобы кто-то решился нанять бретера для вызова меня на дуэль.
— Иван, стой! — выкрикнул я Проскурову, который побитой собакой плелся на выход из ресторана. — Вызови еще людей и проводите господина Захарова через кухню. Уровень Б.
Охранник встрепенулся, его рука дернулась к пистолю, но Иван не стал доставать оружие, а поспешил наверх, где располагались еще трое моих охранников. После послали на базу подготовки вестового. Уровень Б означал возможное нападение. Подобные меры предосторожности я не считаю проявлением трусости с моей стороны, но всегда нужно перестраховываться и быть готовым к том, что, например, угроза существует и что там не трое человек, а куда больше.
— Я выслушаю вас, господин Толстой, уже потому, что такое рвение поговорить со мной должно иметь очень весомую причину. Иначе, подобное ваше поведение можно счесть за оскорбление и вероятен вызов на дуэль, — сказал я, приглашая присесть Федора.