Видя смущение Прозора, девушка прыснула. А богатырь чувствовал, как краска заливает его щеки. Еще немного, и станет совсем как два увальня: Борко и Милован! Эвон, стоят рты разинув. Пунцовые, будто огромные вареные раки. Но Прозор краснел не от смущения перед красавицей хозяйкой, он досадовал на себя. Они ведь скрытно старались идти! Он, после встречи со старушкой, велел громкую речь прекратить! Идти и по сторонам смотреть! Вглядываться в каждую тень, вслушиваться в каждый шорох! Когда это они, как сказала Неждана, вопили на весь лес? Тут что-то не то… Не вопили они, как говорит девушка. Не вопили! Они тихо переговаривались. А он всего лишь единственный раз силу голосу дал — на болоте, когда отряд перестраивал, когда от прыгучих многоногих змеев ноги уносили.
— Прости, Неждана, — глухо пробормотал Прозор. — Что-то не упомню я, когда мы в лесу шумели да вопили…
Ласково улыбнувшись, Неждана махнула рукой. Мол, потом обсудим. Успеем еще и наговориться, и поближе друг друга узнать. А пока другие дела есть, более важные…
— Вы, думаю, после пути-то дальнего ополоснуться да помыться желаете? — спросила девушка. — Так для вас давно уже банька истоплена. Я еще загодя, перед вечерней зарей воды ключевой наносила, да протапливать начала. Чую, уж давно прогрелась.
Неждана будто прочитала сокровенные мысли путников. Баня — это то, что надо! Лучше — с дальней-то дороги, да с устатку — ничего не придумаешь!
— Банька во-он там! — Неждана махнула рукой в сторону одинокой избенки на берегу озера. — Сами в ней увидите, что к чему. Веники дубовые заготовлены, бочонок с квасом для духа. Только уж извините — невелика она. Придется вам по очереди париться. Не рассчитана она на такое войско.
Пунцовые молодцы улыбались, Любомысл довольно качал головой, а Прозор поклонился чуть ли не земно.
— Спасибо, хозяюшка! — прочувственно сказал богатырь. — Спасибо за заботу! Главное, чтобы банька была, а там уж как-нибудь разберемся! Так, парни, — он обернулся к Борко и Миловану. — Вы пока здесь прохлаждайтесь, а мы с княжичем в баню пошли. Не бойтесь — долго там засиживаться не будем, и на вашу долю чуток пара оставим! Любомысл, с нами пойдешь, или с молодцами страдать будешь?
— А чего тянуть! — воскликнул старый мореход. — Где двое взойдут, там и третьему место найдется! С вами пойду. У меня и исподнее свежее есть. И на себя, и на Добромила. — Старик потряс объемистым мешком, снятым со своей кобылы.
— Ну, чистое белье у каждого найдется, — усмехнулся Прозор. — Порты да рубаха — невелика ноша. Однако, пойдем. Попаримся…
— Вы бельишко ношенное где-нибудь там сложите. Или у баньки — у дверей, или в предбаннике. Его потом, когда помоетесь, простирнут. Завтра к полудню просохнет.
— Да мы сами выстираем! — возмутился Прозор. — Не будем никого утруждать. Еще чего!
— Ну смотри. А то тут знатные прачки есть! — засмеялась Неждана. — Им в радость! Да банника моего там не забижайте! Испугается бедный, такой-то оравы!
— Не забидим, Неждана, — улыбнулся Добромил. — Мы добрые…
Несмотря на заверения Прозора, что рассиживаться в баньке не будут и управятся мигом, парились долго. Из протопленной, пропитанной квасным духом бани выходить не хотелось. Несколько раз выбегали и плескались в холодной озерной воде, охлаждая разомлевшие, разгоряченные тела. Наконец, когда уже совсем стемнело и небо усеяли яркие звезды, все собрались в просторной горнице. Оружие, с которым венды не расставались последние дни, сложили на лавке у входа. Рядом положили дружинные плащи.
Ввиду поздней поры небольшие оконца закрывали ставни. На светлых, изукрашенных резными узорами стенах висели маленькие, оправленные в стекло светильники. Под ними тянулся ряд лавок. В дальнем углу стояла печь, и на ней расположился давешний полосатый кот Баюн. Он зыркал на вендов большими, сверкающими зеленоватым огнем глазами.
Белели намытые, гладко обструганные половицы. Посередине горницы стоял застланный плотной скатертью стол, и к нему, в ожидании гостей, были придвинуты две длинные тяжелые резные скамьи.
А на столе чего только не было! И духовитые расстегаи на двух больших круглых блюдах, и с ними крупитчатые оладьи, и жареная в сметане рыба в круглых плошках, а рядом моченые яблоки и густо пересыпанные луком соленые грибочки… В стеклянных кувшинах квас и пиво, в глиняных крынках топленое молоко, в ковшах квас, а в кисельниках густой розовый кисель, приготовленный из меда, смородины и овса. Белел светлыми боками туесок, полный лесных ягод, румянилась творожная запеканка на большом подносе. Но самое главное — на столе в особом блюде горкой лежал нарезанный толстыми ломтями хлеб: и белый — что из пшеницы, и черный — ржаной. А по нему венды так соскучились!