Несколько раз, в особо труднопроходимых местах, венды спешивались и шли пешком, ведя коней на поводу.
Вскоре путники уперлись в большое болото. Тропка обрывалась прямо перед топью. Сквозь темно-бурые кочки мха проступала мутная вода. Жижа чавкала под копытами, кони косились на булькающие в воде вонючие болотные пузыри и испуганно прядали ушами, когда особо большой пузырь с шумом лопался. Эти места им крайне не нравились.
Прозор окинул взглядом топь.
— Не полезем через него. Кто знает, что там кроется? Уж очень это место ненадежным кажется. Пути через него мы не знаем. Все равно гати тут нет — ни прямой, ни кривой. Еще какой болотник на дно утащит! Возвращаемся, объедем. Видимо это та топь, о которой старушка упреждала. Говорила, что у него какие-то опасные твари водятся. Будьте наготове, други.
Болото объезжали долго и поэтому получился немалый крюк. Прозор вглядывался в землю, озирался на противоположный берег. Предводитель прикидывал, в каком месте они выехали к топи, и где оборвалась тропа.
В самом деле, скоро он увидел, как узенькая тропинка выходила прямиком из бурой воды. Поехали по ней дальше. Никаких опасных тварей у болота — и в нем — венды так пока и не увидели.
И вот тропка пошла недалеко от большого каменного обломка, даже не обломка, а целой скалы. Камень походил на пень, у которого была ровно срезана вершина. По кругу лежали камни поменьше. Казалось, они обвивают пень-камень змеей.
Каким образом камни очутились в лесу, и кто их выложил такой ровной спиралью, осталось загадкой. Ведь по пути венды не видели ни единого валуна, не говоря уже о таком великане со срубленной верхушкой.
Прозору почудилось, что от этого камня исходит угроза и злоба. Когда обогнули каменный обломок, послышался глухой тихий звук. Он шел прямиком от ровной верхушки.
Однообразный шум усилился. В нем слышалось потрескивание и будто далекие редкие удары в большой колокол. И вдруг края камня подернулись рябью. А потом… Потом он исчез. На месте скалы заколыхалось тусклое марево. Оно поколыхалось, рассеялось неторопливо, и перед пораженными вендами открылся кусок иного, непонятного и незнакомого мира.
Дружинники не сразу осознали, что видят. А потом понемногу до них стало доходить…
Перед вендами открылась часть бескрайнего леса. Вдали росли такие же сосны, как и в их лесу, такие же высоте лиственницы и ели.
Но они росли далеко, на краю небосвода. А перед ними огромная часть леса была безжалостно вырублена.
Везде — насколько хватало глаз — в беспорядке валялись стволы поверженных лесных исполинов. Они вели битву и не устояли: силы оказались неравны, и враг оказался силен и коварен.
Меж поверженных деревьев сновали диковинные — вроде бы сделанные из железа — подернутые ржой повозки. Они неуклюже переваливались на больших жирных черных колесах. Повозки бездумно таращили остекленевшие глаза.
Ржавые диковины пыхтели, трещали и иногда выбрасывали в воздух хлопья черного дыма. В носы дружинников ударил удушающий смрад.
Некоторые из повозок были пусты. На других ровными рядами лежали убитые и распиленные деревья. От всего этого гнусного непотребства и исходил тот однообразный шум.
А невдалеке от дружинников, средь поверженных стволов, стоял виновник этой бойни.
Тулово его было обряжено в невиданный вендами наряд: на ногах блестящие коричневые башмаки и нависающие на них серые порты. Сверху схожая с кафтаном рубаха в цвет портов. Из-под нее виднелся кусок белой, исподней. Ее высокий ворот был стянут широкой, завязанной хитрым узлом цветастой лентой.
Лицо душегуба бесстрастно, глаз не видно. Вместо них равнодушные щели с бусинками зрачков. Толстые щеки нависали над воротом. В руках изверг держал тонкую книжицу и что-то высматривал в ней.
По черным жестким волосам и желтому цвету кожи Любомысл понял, что он из тех племен, что живут далеко на восходе. Да и Прозор с молодцами видели таких людей — купцов на виннетском торгу. Они, как правило, торговали пряностями и шелками.
И вот один из них воевал с лесом. Пришлый его грабил, уничтожал… Лес просил защиты.
Прозор почувствовал, как в нем закипает глухое бешенство, недостойное воина и охотника. Голова всегда должна оставаться ясной! Но поделать с собой богатырь ничего не мог: рука потянулась с засапожному ножу — об эту тварь он поганить меч не будет!
И убьет он его так, как вестфолдинги убивают ненужных более рабов: одним махом вырежет из его жирного брюха всю требуху! И душегуб судорожно будет сучить по Матери-Земле короткими ножками, пытаясь впихнуть взад осклизлые лиловые кишки! Умирать ему придется долго и мучительно. Не стоило ему обижать лес!