– Нам пора, – сказал я Финану.
Следует быстро разбить Рагналла.
Нам нужно мчаться на восток.
Глава вторая
Священники пожаловали на следующее утро. Было их четверо, и во главе стояли близнецы из Мерсии Сеолнот и Сеолберт, ненавидевшие меня. Я знал братьев с детства и платил им взаимностью, зато теперь хотя бы мог их различать. Многие годы я не был уверен, с кем из близнецов говорю, потому что они были похожи, как два яйца, но один из наших споров закончился ударом в зубы святоше, и с тех пор я знал, что тот, кто шепелявит и брызгает слюной, – это Сеолберт.
– Господин, ты вернешься к Пасхе? – спросил он у меня.
Держался Сеолберт очень вежливо, – сохранив пару зубов, пройдоха не спешил расставаться с ними.
– Нет, – отрезал я и на шаг продвинул коня. – Годвин! Разложи рыбу по мешкам!
– Да, господин! – отозвался тот.
Годвин – мой слуга. Он и еще трое парней выкатывали из одного из сестерских амбаров бочонки. В бочонках хранилась вяленая рыба, и ребята вязали из веревок петли, чтобы нагрузить на каждую вьючную лошадь по два бочонка.
– Господин, у нас есть мешки? – наморщив лоб, спросил Годвин.
– У меня в кладовой двадцать два мешка с шерстью, – ответил я. – Передай управляющему, пусть опустошит их!
Я снова посмотрел на отца Сеолберта.
– Всю шерсть из мешков не вытряхнешь, – сказал я ему. – Часть прилипнет к рыбе и останется на зубах. – Мои губы расплылись в улыбке. – Если зубы есть.
– Сколько людей будет оборонять Сестер? – сурово осведомился его брат.
– Восемьдесят, – ответил я.
– Восемьдесят?!
– И половина из них больные, – добавил я. – Так что получится сорок годных, остальные калеки.
– Этого мало! – возмутился Сеолнот.
– Ясное дело, – буркнул я. – Но мне нужно войско, чтобы покончить с Рагналлом. Сестеру придется позаботиться о себе.
– Но если нагрянут язычники… – нервно предположил отец Виссиан.
– Язычники не знают о численности гарнизона, зато знают о силе стен. Согласен, оставлять так мало людей – рискованно, но выбора нет, я иду на этот риск. И у вас будут люди из фирда. Годвин, возьми мешки и под хлеб!
Я забрал чуть более трехсот воинов, оставив количество, едва достаточное, чтобы оборонять стены Сестера и Брунанбурга. Легко сказать, что я повел три сотни воинов. Как будто все, что нужно, – это сесть на коней, выехать из Сестера и поскакать на восток. Нет, необходимо было организовать армию. Нам требовалось везти с собой запас провизии. Ехать предстояло по местности, где продовольствие можно купить, только его на всех не хватит. Норманны станут отбирать желаемое силой, но нам-то придется платить, ведь это наша собственная страна, поэтому при мне имелась вьючная лошадь с грузом серебряных монет под охраной двух дружинников. Общее наше число значительно превышало три сотни, потому как многие воины брали с собой слуг, иные – женщин, с которыми не могли расстаться, были еще мальчишки, чтобы вести запасных коней и следить за обозными лошадьми с доспехами, оружием, мешками с солониной, копченой рыбой, сухарями и твердым сыром.
– Тебе ведь известно, что происходит на Пасху! – сурово воскликнул Сеолнот.
– Еще бы не знать, – отозвался я. – Мы детей делаем.
– Это в высшей степени возмутительно… – начал было Сеолберт, но прикусил язык под гневным взором брата.
– Мой любимый праздник, – весело продолжал я. – Пасха – день, когда делают детей!
– Это самый торжественный и радостный праздник всего христианского года, – наставительно произнес Сеолнот. – Торжественный, потому что мы вспоминаем о мучительной смерти нашего Спасителя, а радостный по причине Его воскресения.
– Аминь, – воскликнул отец Виссиан.
Виссиан был еще один мерсиец, молодой человек с копной преждевременно поседевших волос. Мне Виссиан даже нравился, только он шел на поводу у близнецов. Рядом с ним стоял отец Кутберт, слепой и улыбчивый. Он и прежде слышал этот спор и наслаждался им. Я хмуро посмотрел на попов.
– Почему Пасху у нас называют Истер? – спросил я.
– Потому что наш Господь умер и воскрес на Востоке[1], разумеется, – ответил Сеолнот.
– Навоз лошадиный, – отозвался я. – Ее называют Истер в честь праздника Эостры, и вам это известно.
– Это не… – начал возмущенно Сеолберт.
– Эостры! – перебил его я. – Богини весны! Богини зачатия детей! Вы, христиане, украли у нее и имя, и праздник!
– Не слушайте его! – завизжал Сеолнот, но он знал, что я прав.