Этим людям было знакомо Бхакти, чувство преданности некоему, часто личному божеству и сопричастности ему. В своей жизни они отводили огромное место церемониям и ритуалам, а их верования были многочисленны и разнообразны. Даже внешний вид был предметом их гордости. На Земле индуизм возвел корову в ранг почитаемой святыни. На Джанипуре люди отчасти обрели облик священного животного.
Древнейший ритуал Холи Утсава, весенний праздник в честь Кришны, был временем всеобщего веселья, и царившее повсюду праздничное настроение подчеркивалось пышными церемониями, доступными для всех желающих, и бог Сома, в честь которого был назван жгучий и пьянящий напиток, отнюдь не оставался забытым. На торжества должна была явиться масса народу. Дома оставались только аскеты, нелюбопытные и те, кто был связан чувством долга.
Для службы безопасности это было кошмарное время, а эмэсэсовцы - те просто сходили с ума. Совершенно посторонние люди по праву принадлежности к правящей касте имели право входить в Центр, встречаться с начальниками своих департаментов, осматривать музеи и библиотеки. Для любого сотрудника службы безопасности это было просто кощунство. Разумеется, засекреченные помещения были закрыты, но для того, чтобы уследить за тем, чтобы кто-нибудь что-нибудь не сломал или не барабанил по клавишам терминалов, требовались силы всех сотрудников безопасности.
Для эмэсэсовцев, чья модернизированная религия понуждала их принять богоданную ответственность за поддержание порядка, это были самые черные времена, на горе их бессмертным душам. Им приходилось мириться с мыслью о том, что они просто не в состоянии проверить всякого, кто прибывал в Центр вместе со всеми родственниками, ближними и дальними - особого приглашения не требовалось, - и с теми, кто зачастую присоединялся к компании в самый последний момент. Разумеется, Центр не мог вместить такую толпу, и снаружи возникал огромный и шумный палаточный городок.
Урубу приходилось разрываться между законными интересами гостей и необходимостью избежать беспорядков. Но празднества должны были продолжаться несколько дней, и он решил, что лучше попытаться использовать праздничную суматоху к своей выгоде, чем ждать лишнюю неделю. Только бы верховный администратор поскорее положил этот чертов перстень на место!
Предполагалось, что каста брахманов держит в своих руках рычаги исключительно духовной власти, но брахманы Центра были вовлечены в дела света намного глубже, чем хотели бы признать. Тем не менее они рассматривали свою роль как сугубо духовную. Вне Центра большинство из них являлись членами религиозных орденов, но некоторые имели профессию и участвовали в мирских заботах. Иные были врачами, иные - юристами, зарабатывая таким путем себе на жизнь и возвращаясь к жреческим обязанностям при первой необходимости. У каждого джанипурского индуса было свое собственное домашнее святилище, так что официальных храмов на Джанипуре не существовало, но для проведения церемоний требовались жрецы. Эту общественную обязанность взяли на себя брахманы. Даже те из них, от кого никто и не требовал подобных услуг, все равно явились на празднества.
Урубу с усмешкой подумал о том, что сказали бы дважды рожденные, увидев условия, в которых живут эти светские брахманы. В Кохин-Центре чудеса технологии использовались в минимальной степени, и все равно здесь было на что посмотреть. Но тому, кто живет в закрытом городе, снабженном климатическим контролем, электрическим освещением и компьютеризированной кухней, сложно убедить себя в необходимости умерщвления плоти. Да и все равно в этом отношении мало что можно было сделать. Непрактично разбивать посреди Центра шатры и пользоваться открытым огнем. Кроме того, это отрицательно сказалось бы на оборудовании.
И, разумеется, кому-то нужно производить уборку, заниматься снабжением, содержать магазины и выполнять еще много других работ, заниматься которыми благородные брахманы считали ниже своего достоинства. Низшим кастам было запрещено появляться в Центре, так что соблюдение брахманской чистоты требовало высокой степени автоматизации.
Для Урубу, который не являлся продуктом какой-то одной цивилизации, все это служило лишним доказательством того, как много, если не сказать - все что угодно, - люди могут оправдать с помощью религии.
К утру первого дня равнина, прилегавшая к Центру, превратилась в многоцветное море палаток и шатров, среди которых сновали их многочисленные серо-рыжеватые обитатели. На первый взгляд их было не меньше трех-четырех тысяч. Кто-то развлекался хождением по огню - на ступнях, разумеется, а не на копытах, - кто-то демонстрировал чудеса йоги и прочие проявления силы разума и духа.
В девять с небольшим верховный администратор Намур в сопровождении супруги и неотлучной свиты торжественно прошествовал в холл на главном уровне Центра. На нем была простая белая набедренная повязка, его супругу окутывал гладкий белый шелк. Удивительнее всего, что все три сотни метров, которые им предстояло пройти перед толпой, они прошли в вертикальном положении и без видимых усилий. Это требовало не только длительных тренировок, но и колоссальной сосредоточенности и незаурядной силы воли. Этот жест произвел впечатление даже на Урубу, который входил в состав свиты.
Процессия остановилась перед высокими, выкрашенными в красный цвет дверями музея. Смотрительница отвесила церемонный, освященный временем поклон и, сняв с цепочки на шее огромный ключ, вставила его в замок. Урубу пристально наблюдал. Направо, налево, еще налево, направо и снова налево. Раздался звучный щелчок, смотрительница толкнула вызолоченный засов, и красные створки медленно отворились внутрь. Верховный администратор и его супруга проследовали за смотрительницей ко второй, более современной на вид двери. Смотрительница вставила в щель небольшую карточку и приложила ладонь к пластине замка. Внутренняя дверь бесшумно открылась, и вся процессия вошла в музей.