Все это выглядело отвратительным вблизи, но с расстояния в несколько сотен метров могло показаться волшебным зрелищем.
– Во Жарр дает жару, – сказал один из полуночных алкоголиков и рассмеялся собственной шутке. Хлопнув по сто грамм, мужики снова вышли на балкон покурить.
– Если это – репетиция, то каким же будет само шоу? – почесав подбородок, восхищенно произнес второй. – Слышь, Вась, а где оно будет, ты не в курсах?
– Откуда я знаю? – пожал плечами Вася. – Я ведь только предположил.
Глава 13
Выборы, выборы…
Под потолком плавали клубы папиросного дыма. В камере стоял оживленный гомон. Третий раз за день зеки пересматривали повтор политической программы с участием Райшмановского. Кадры, уже облетевшие весь мир и ставшие величайшей телевизионной сенсацией России со времен "Норд-Оста", вызвали немалый ажиотаж и в местах лишения свободы. Не стала исключением и камера, которой верховодил Гена Глиф. Здесь поступок Райшмановского безоговорочно одобряли все. Даже "петух" Охламошин, которого, в принципе, уже ничто не должно было заботить, восхищенно наблюдал из-под нар за происходящим на экране. Выказывать своего восторга он, правда, никак не стал. "Опущенному" было строжайше запрещено касаться общих вещей. Даже общей радости.
Кого-кого, а сатанистов тюремный мир никогда не жаловал. Среди воров немало мудрых людей, прекрасно разбирающихся в вопросах веры. Они знают, что Бог оставляет шанс исправиться и попасть в Рай даже самому законченному преступнику. Достаточно лишь пойти на исповедь и замолить свои грехи. А вот связавшись с Дьяволом, ты навсегда становишься его слугой, и тебе не остается больше ничего, кроме как совершать все более мерзкие поступки, чтобы умилостивить своего рогатого господина.
В былые времена за такие "религиозные воззрения" можно было без лишних вопросов загреметь в "петушатник". Но сейчас, к сожалению, ворам приходилось считаться даже с этой мерзостью. Осужденные за последние десять лет дьяволопоклонники сформировали в российских тюрьмах и колониях мощные сообщества. Сами они на рожон особо не лезли, но и с ними лучше было не связываться. Несколько раз авторитеты старой волны пытались разобраться с беспредельщиками, спросить с них за совершенные на воле "косяки" – особенно за изнасилования детей. Но не тут-то было – сатанисты вовсю огрызались и мстили за своих товарищей. Некоторые из них стали, конечно, "петухами", некоторые были убиты по решению сходняка. Вот только закончилось это все плачевно. Старых воров, пытавшихся вершить суд над сатанистами, скоро находили на нарах мертвыми. Никаких намеков убийцы при этом не оставляли. Но и без того было ясно – черная гадина, чьи щупальца опутали всю Россию, не подчиняется не только Божьим законам, но и блатным.
В тюрьме, которая стала домом для Коли Ветра, тоже сидело немало сатанистов. Они здесь были на особом положении – ведь практически все попадавшие за решетку дьяволопоклонники, желая обезопасить себя от лишних проблем, начинали сотрудничать с администрацией. "Козлиный" корпус, стоявший прямо напротив блока для уголовников, был населен сатанистами процентов на шестьдесят.
– Ну что, Ветер, за кого голосовать завтра будешь? – поинтересовался Груздь. Щипач сидел напротив, перетасовывая старую замусоленную колоду карт.
– За Райшмановского, за кого ж еще, – ответил Николай, приложившись к кружке с чаем. – Он наведет порядок.
– Да уж, – кивнул Груздь, знавший о том, что у Ветра к сатанистам есть особые счеты. – За все с ними поквитается.
– Глядишь, может, тезка и амнистию объявит, – мечтательно произнес смотрящий. – Погуляем, братва! Профессор, ты не в курсах – Райшмановский насчет амнистии чего-нибудь говорил?
Профессор, пожилой зек-интеллектуал, следивший за всеми новостями общественной жизни, подскочил у себя на шконке.
– Говорил, говорил, а как же, – Профессор потянулся к тумбочке, на которой громоздился ворох старых газет. – Вот, – достав нужный номер, зек надел очки и зачитал короткий фрагмент статьи:
– Кандидат в Президенты Российской Федерации Геннадий Райшмановский заявил, что в случае его прихода к власти, амнистия будет объявлена всем, кроме сатанистов.
– Вот и отлично! – оскалил железные зубы Глиф. – Так, братва, – грозно сверкнул очами смотрящий, – чтоб завтра без вариантов все голосовали за Геннадия Алексеевича. Рейтинг у него и так будь здоров, но и мрази черной в стране навалом, и право голоса у них, к сожалению, тоже есть.
– Да мы и так за него проголосуем, – ответил за всех Коля Ветер. – Какие тут могут быть варианты?
– Вот и отлично, – повторил Глиф. – Считай, значит, уже свободны. А по такому случаю можно и… – Гена от души врезал кулаком по шконке, на которой лежал. Таким образом он подал сигнал "петуху". Охламошин, печально вздохнув, выполз наружу и, ссутулившись, побрел за ширму.
Утром Геннадий Райшмановский вновь появился на телеэкране. Перед этим показывали сюжет о захвате сатанистами Большого театра. Камеры наблюдения зафиксировали момент проникновения туда большой группы вооруженных людей в черных одеждах. Следом пошли кадры бесплодных попыток погасить чудовищный пожар. Потом началось выступление Райшмановского.
– Вы видите, что они натворили! – потрясая сжатым кулаком, говорил кандидат в Президенты, стоя на фоне останков того, что еще вчера было величественным вместилищем высокого искусства. – Вчера эти подлые нелюди устроили в столице настоящий Армагеддон! Они пытались убить меня! Они лишили Россию Большого театра, слава которого гремела по всему миру! Они едва не убили Патриарха Русской Православной Церкви и великого актера Сергея Керзубова! Я ни к чему не призываю вас сейчас, не агитирую. Я просто хочу спросить: сколько еще будете вы терпеть этот дьявольский беспредел?!
Эти слова нашли отклик во многих душах.
Голосование проходило в тюремном актовом зале. Зеков запускали туда небольшими группами по нескольку человек. Сначала голосовали обычные арестанты, потом – "козлы", и уже под занавес – "петухи", после которых никто просто не стал бы заходить в кабинки для голосования. Вечером в том же зале должен был состояться праздничный концерт. А другой "концерт", чуть более веселый, был намечен на ночь – блатные договорились с охранниками о передаче в камеры крупной партии спиртного и наркотиков.
Блатные, мужики, одинокие уголовники, не примыкавшие ни к каким группировкам – все голосовали за Райшмановского. Хоть никто и не говорил этого вслух, но многим было интересно – какого же кандидата поддержат меченые перевернутым крестом беспредельщики. Выяснить это помог "петух" Охламошин.
Он, как и положено заключенному его ранга, шел голосовать в компании себе подобных. Среди них затесалось и несколько сатанистов, которые либо были опущены еще до появления в тюрьме мощной группы поддержки, либо пали жертвами каких-то внутренних интриг среди своих же.
– Есть у них там один такой, Лешка Пименов, по кличке Трэш, – рассказывал вечером в камере Охламошин. – Такой беспредельщик, что его даже свои терпеть не стали, ложку с дыркой выдали. Так вот, он, когда в кабинку заходил, оступился и бюллетень свой выронил. А я следом шел. Наклонился, поднял бумажку и подал ему.
– Ну конечно! – хохотнул Глиф. – Вот она, широкая "петушиная" душа! Как же можно было брата своего не выручить? Да и наклоняться вы любите!
Зеки дружно засмеялись грязной шутке пахана. Саня терпеливо дождался, пока сокамерники успокоятся, и продолжил:
– Вы дальше слушайте. Я, пока бюллетень Трэшу отдавал, успел подсмотреть, куда он галочку поставил.
– И куда же? – заинтересовался Глиф.
– Рядом с фамилией Райшмановского, – закончил свой рассказ "петух".