– При том, что воплощением Дьявола многие до сих пор считают его самого… – не сдавалась Лимановская.
– Он таким не был, – покачал головой Президент. – Зловещая репутация, которую имеет сегодня этот великий вождь советского народа, явилась результатом многочисленных подтасовок и передергиваний, осуществленных уже после его смерти. Догадываюсь, кому это могло бы нужно.
– И кому же? – с фирменной журналистской интонацией поинтересовалась Дарья. – Это очень интересно.
– Да тем же, с кем он так яростно боролся при жизни! – воскликнул Райшмановский, имевший сейчас такой будто речь в студии шла о решении простейшего математического примера. – Врагам русского народа! В том числе, конечно, и сатанистам. Вот я и подумал – а почему бы и не воздвигнуть в центре Москвы монумент Сталину, в назидание всем, кто, возможно, захочет снова начать заигрывания с Дьяволом? Ведь Сталин боролся с ними? Боролся. Успешно. Я бы сказал – более чем. Нужно нам зафиксировать этот исторический момент для будущих поколений? Да просто необходимо! Чтобы даже те, кто родится через пятьдесят лет, жили в полной уверенности: "Сатана не пройдет!".
– Грамотно обосновано, – закивала ведущая. – Но все-таки Сталин… Выражаясь языком простонародья… стремно как-то, знаете ли.
– В принципе, в истории России есть еще один человек, который также успешно вел борьбу с сатанистами и полностью избавил страну от них, – улыбнулся Президент. – Но этот человек – я. Согласитесь, ставить памятник самому себе тоже было бы несколько… стремно.
– Вам самое место в одном ряду с великими мастерами риторики! – смеясь, воскликнула Даша. – Вы, кажется, можете убедить кого угодно в чем угодно. Лично я уже готова идти на торжественное открытие памятника Сталину. Признайтесь, вы сейчас не пускали в ход гипноз или что-то в этом духе?
– Ну, я ведь уже сказал – давно не практикую, – улыбаясь, развел руками Райшмановский.
Как водится, по окончании программы было запущено электронное голосование, предлагавшее телезрителям выразить свое отношение к обсуждаемому вопросу. Вопросом, разумеется, была перспектива возведения в Москве памятника Сталину. Несколько членов Альянса потянулись к своим мобильным телефонам, чтобы принять участие в опросе.
Они голосовали против, как выступили бы против любого начинания Райшмановского. Но их голоса, конечно, ничего не решили. Четвертому Президенту, этому "ангелу во плоти", простили бы, наверное, и куда более спорную инициативу. Подавляющее большинство телезрителей проголосовало "за". Скорее всего, если бы Райшмановский провел в стране референдум на ту же тему, результат отличался бы от нынешнего не слишком сильно…
После просмотра программы Патриарх, магистр и прочие выглядели обескураженными и растерянными. Они надеялись выявить в речах преступного Президента тайное дно, предугадать его дальнейшие намерения. А вместо этого стали свидетелями журналистского подхалимства, политического фарса, пускай и правдивого – но бахвальства, а под конец – самого настоящего бреда.
Тишина в гостиной затянулась и стала давящей.
– Но почему Сталин? – произнес, наконец, Патриарх. – Это как-то связано с сатанизмом? – поднял он взгляд на Логвинова. – Сталин был тайным дьяволопоклонником? Или, – владыка перекрестился, – Дьяволом во плоти?
– Да нет, – покачал головой магистр. – Сталин был жестокосердным диктатором, самолюбивым самодуром, он причинил народу много зла, но с Сатаной не якшался. В этом смысле Райшмановский прав – Сталин действительно считал сатанистов врагами, как считал он врагами всех, кто верит в кого-то, кроме него. Я не знаю, зачем Президенту нужен памятник Сталину. Возможно, это – не более чем очередная хитрая уловка, чтобы запудрить нам глаза.
– Мне кажется, у нас пока слишком мало информации о происходящем, – спокойно произнес Аркадий Гольдштейн. – Нужно копать еще.
– Ну а пока давайте накопаем картошки, чтобы поужинать, – улыбнулся хозяин дома. – Война войной, но простые житейские радости не в силах отменить даже Президент-сатанист. Картошка, кстати, у меня в огороде отменная. Высший класс!
Глава 22
Секс-машина
У телеведущей Даши Лимановской голова кружилась от счастья. Это надо же – после эфира Президент Российской Федерации Геннадий Райшмановский пригласил ее на ужин в свою резиденцию! Причем не в Кремль, или одну из положенных ему по статусу государственных дач – а в свой знаменитый небоскреб, куда был затруднен доступ даже для членов правительства, что уж и говорить о простых журналистах.
По окончании рабочего дня за Дарьей приехал личный водитель Президента. Телезвезду с комфортом доставили к подножию президентского здания. Охрана была заранее предупреждена, и лишних вопросов к Дарье ни у кого не возникло. Ее проводили до лифта, разъяснив, куда следовать по прибытии на верхний этаж.
– Входите, открыто! – раздался из-за толстой деревянной двери знакомый голос Президента, когда девушка постучала.
Дарья с любопытством приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Глаза журналистки расширились от изумления. Она решительно перешагнула порог и закрыла за собой дверь. Девушка была так ошарашена увиденным, что не услышала, как за ее спиной щелкнули несколько замков. То Райшмановский нажал одну из кнопок на пульте, отрезая себя и гостью от внешнего мира.
– Добрый вечер, Дарья, – ослепительно улыбнулся Президент, сидевший за широким столом в стиле ретро.
– Здравствуйте… – рассеянно протянула Лимановская, раскрыв рот, переводившая взгляд широко распахнутых глаз с одного предмета на другой.
То, что увидела журналистка, войдя в президентский кабинет, поразило ее до глубины души. Понятное дело, что первые лица государства должны работать в комфортной обстановке, и что их рабочие места разительно отличаются от кабинетов простых смертных, но чтобы настолько… По крайней мере, предыдущий правитель России, вернувшийся ныне на работу в газоперерабатывающую отрасль, таким размахом похвастаться не мог. Тем более, роскошью не увлекался его предшественник, суровейший аскет, пришедший в политику из силовых структур.
Так мог бы выглядеть, пожалуй, кабинет одного из знаменитых миллионеров ХХ века – Джона Рокфеллера или Говарда Хьюза. Разумеется, с поправкой на то, что у тех не могло быть современных компьютеров, телефонов, факсов и прочей офисной техники. Но, в любом случае, у вошедших в историю промышленников наверняка все было обставлено по последнему слову современных им технологий. Так что, наверное, в этом смысле Геннадий Алекссевич все же являлся их преемником.
Дорогая аппаратура на удивление органично сочеталась с присутствовавшими в кабинете Райшмановского предметами старины – скорее всего, потому, что и корпус компьютера, и экран монитора, и вообще каждое устройство в этом помещении, были стараниями умелых дизайнеров стилизованы под антиквариат. "Компьютер викторианской эпохи", – подумав так, Даша едва не рассмеялась, но сдержала себя, вспомнив о том, где находится. В студии Останкино она могла позволить себе перебрасываться с Президентом шутками и даже критиковать его – но в том ведь и заключалась ее работа. Как вести себя с Райшмановским в неформальной обстановке, Дарья пока не знала.
Как не знала она и того, что в показавшейся ей смешной собственной мысли нет на самом деле ровным счетом ничего смешного, и выражение "компьютер викторианской эпохи" – вполне обычное дело для поджанра научной фантастики, именуемого "стимпанк".
– Присаживайтесь, – сказал Райшмановский, вставая из-за стола и выкатывая из-за него столик поменьше, уставленный блюдами, тарелками и розетками. Даша, все еще очарованная общим великолепием, успела заметить усики и клешни омаров, блестящие россыпи черной и красной икры, аккуратные рулетики суши, щупальца осьминога. Несколько металлических плошек были накрыты крышками – должно быть, там находились горячие блюда, мясные или рыбные.
– Я изучил вашу биографию, прочитал несколько интервью, – проговорил Райшмановский, подкатывая столик к дивану. – Знаю, что вы очень любите морепродукты. Поэтому значительную часть нашего сегодняшнего ужина составят именно они.
Даша зарделась. "А с чего бы это ему интересоваться моими привычками? – подумала она. – Ох, неспроста это все, наверняка у Президента есть какой-то пикантный интерес". Но в глубине души она уже знала, чем закончится эта встреча. И, надо сказать, совершенно не возражала против подобного ее окончания…