— Слово знакомое, я его слышала. Но что это, мне неизвестно.
— Прекрасно, напомни попозже о замолодях. А пока продолжай.
— Ах, интрига! Встречный вопрос. Почему ты устроил нашу первую встречу ночью?
Кэррот посмотрел ей в глаза почти не нахально.
— Ну, во-первых, днём здесь не протолкнуться. Маршрут бойкий, корчма работает круглосуточно. Впрочем, громкие песни скоро закончатся. Во-вторых, есть истории, которые лучше рассказывать в сумраке, тогда они ярче звучат и сильнее цепляют струны души. Люди — порождения дня, и ночь — время, непривычное нашей природе.
Он сделал ещё пару глотков и добавил доверительным тоном:
— Ну а в-третьих, это попросту романтично. Ночь, корчма, пиво… сказка!
— Ага, — неопределённо кивнула Марья. — Кажется, ты сообщал, что готовишь записи о предыстории вашей команды, чтоб отдать их при встрече.
— Да, я думал их записать, там истории одна другой удивительнее! — Кэррот грустно качнул кружкой нефильтрованного «Варгольского Огра». — Но обстоятельства, увы, против нас; вероятно, сама судьба захотела мне помешать… в общем, ничего не вышло.
— Ага, — снова произнесла журналистка.
— Марья! Со всей твёрдостью утверждаю, что смогу поведать тебе о наших странствиях так, будто ты в них сама побываешь. Моя сила в импровизации! А тебе останется лишь записать — разумеется, не всё, но самое важное… Чтобы книга о нас вышла интересной, и при этом прошла королевскую цензуру.
Мария Сюрр допила «Крыжовенное зелёное», насладилась разрекламированным пряным ягодным послевкусием и со сдержанной улыбкой ответила:
— Ладно, я за живое общение. И зачем переписывать рукописи? Рассказывай! Буду спрашивать и запоминать ответы.
— Запоминать?
— Я мнемоник, Кёрт.
— Это те, кто всё помнят?
— Да. Удачная мутация, наследие Гигаклазма… Я храню в голове безграничные пласты информации. И дословно запомню всё, что ты скажешь.
— Ага, — неопределённо кивнул Кэррот. Почесал щетину на подбородке. — Но это здорово, Марья! Лично я многому научился за все эти годы, даже простенькой магии, но вот памятью похвастаться не могу. Сложно её сохранить, когда то скитаешься по охваченным хаосом территориям, то по башке топором получаешь, — он провёл пальцами по косому шраму на лбу. — Так что у тебя замечательная способность.
— Есть моменты, забыть которые хочется, а никак, — возразила журналистка. — Впрочем, я не пробовала получать по башке топором… Но давай о насущном. Я направлюсь в уборную, по пути кликну халдея убрать посуду, а тебя прошу подготовить рассказ. Время позднее, пора бы и за работу, как бы неромантично это ни звучало! Поведай, с чего всё началось? Откуда они пошли, эти несносные искатели приключений, эти Воины Хаоса?
— Искатели? Находители! Задачу понял. Ступай с лёгким сердцем, я пока напрягу свою ветхую память…
Когда собеседница удалилась в сторону общих залов, Кэррот повернулся к окну, подпёр кулаком подбородок и задумался. Действительно, откуда они пошли? Из какого момента истории? Из тайного похода за упавшей в горах звездой? Из заколдованной долины на краю Варгола? А может быть, с мостовых вольного города?
Кажется, всё началось со сгоревшего цирка.
Они мчались по сырой траве, и сердце в груди колотилось, как никогда прежде. Казалось, их вот-вот настигнут в ночном сумраке. Прыгнут на спину, растерзают. Дыхание перехватывало, перед глазами вспыхивали цветные круги. Они с шумом, таиться уже не было смысла, продрались сквозь гущу осота и скатились в извилистое русло оврага. Здесь оказалось темно, тихо, но тревога гнала их дальше. Беззвёздная ночь позади озарялась пламенем, вздымающимся над цветными шатрами. Неслись крики проснувшихся циркачей, надрывный собачий лай и пронзительные вопли нездешних животных.
— Гвайкин, жив? — Кёрт склонился над Филисом, который ударился об камень и тёр правую ногу. Костик разборчиво прошептал:
— Они спустили собак, — он уже тогда сразу чуял подобное.
— Тихонько летим сломя голову! — скомандовал Кэррот. И они понеслись друг за другом пригнувшись, срывая цепляющиеся растения, хватая ртом ночной воздух, моля демонов и богов, чтобы лабиринт заросших сорняками оврагов помог им уйти от погони.
Парою месяцев ранее, в знойном мареве раннего лета, в их край явился балаган из Восточья. «Странствующий цирк уезда Лян, полный разных чудес», — гласили причудливо размалёванные афиши. Орда разноплемённых людей на телегах, со зверинцем и реквизитом, с кучей тайн и загадок за пазухой. Они раскинули шатры на пустующем в том году поле и принялись звать народ на невиданные представления. Поначалу всё шло замечательно: волшебные номера, непривычная музыка, редкие звери из дальних краёв, экзотические красавицы, смешные уродцы и вся целиком атмосфера нежданного праздника, сумбурного сна в мельтешащем безвременье. Но потом стало ясно, что Лянский Цирк привёз не только забавы, собиравшие публику со всего региона. В окрестностях начали пропадать птица и скот, кошки, собаки. Цирк скупал у хозяйств животину для внутренних нужд, но, похоже, её не хватало. Разносились зловещие слухи об исчезающих людях: дети, взрослые. Рабство? Тайные ритуалы? Улик не было, но осадок остался. Впрочем, люди везде пропадали, конечно.