Но уже через несколько дней, когда к Сицилии подошли основные силы римлян, все произошло по-другому. Сперва на идущий в полном боевом порядке римский флот наткнулся Ганнибал, который вел разведку во главе эскадры в пятьдесят кораблей. Уступая противнику в численности и будучи не готовыми к бою, пунийцы потеряли большую часть своих кораблей, при этом сам Ганнибал едва спасся.
Римляне, очевидно, понимали, что эта их победа явилась, скорее, результатом счастливого стечения обстоятельств и следующий бой при прочих равных может для них закончиться не так благоприятно. Поэтому, достигнув Сицилии, они занялись подготовкой к встрече с главными силами карфагенян, которые были уже близко. Возможно, именно тогда кто-то из римлян додумался до идеи использовать «ворон» – перекидной абордажный мостик, в корне изменивший тактику морского боя. Оборудованные им корабли уже не должны были совершать сложные маневры, чтобы протаранить противнику борт или сломать весла, теперь им достаточно было лишь сблизиться с вражеским кораблем настолько, чтобы тот оказался в зоне досягаемости «ворона», а дальше в дело вступал отряд легионеров – своего рода морская пехота.
Консул Гай Дуилий, командовавший до этого сухопутными войсками на Сицилии, а после пленения Гнея Корнелия Сципиона возглавивший римский флот, был настроен весьма решительно и, как только стало известно, что карфагенская эскадра разоряет окрестности города Милы, отдал приказ идти на перехват. Всего силы римлян насчитывали сто тридцать кораблей. В свою очередь, пунийцы тоже выступили навстречу противнику. Их презрение к римлянам было таково, что они даже не озаботились выдерживать боевое построение, будучи уверены в легкой победе. И хотя «вороны» на вражеских кораблях их несколько смущали, карфагеняне не сумели должным образом оценить всю опасность, которую представляли для них эти странные сооружения, и смело вступили в бой. То, что произошло дальше, в большей степени походило на сухопутное сражение. Стоило пунийскому кораблю оказаться в непосредственной близости от римского, как на его палубу опускался «ворон», по которому затем врывался штурмовой отряд и истреблял экипаж. Судьбу боя решало не весло кормчего, а меч легионера, не таранный удар, а абордаж.
На руку римлянам сыграло и то, что карфагенский флот сильно растянулся во время перехода и вступал в сражение по частям, и вот уже тридцать кораблей, составивших пунийский авангард, были захвачены, а их команды пленены или перебиты. Потерянной оказалась и квинкверема Ганнибала, которому снова с большим трудом удалось уйти на шлюпке. Видя, как складывается ход сражения, остальные карфагенские экипажи попытались изменить тактику, в большей степени используя маневр, чтобы атаковать борта и корму римских кораблей. Но «вороны» доставали их и с этих направлений, и, потеряв еще двадцать кораблей, карфагеняне отступили.
Крупная победа римлян на море удивила их самих не меньше, чем напугала карфагенян. Ее значение оказалось в первую очередь морально-психологическим. Милы стали подлинным крещением для римского боевого флота, который в одном из первых своих сражений бесспорно превзошел одних из лучших мореходов Средиземноморья. Теперь римляне могли не только отражать нападения на собственное побережье, обеспечивать поддержку сухопутных операций на Сицилии, но и угрожать остальным владениям карфагенян, как в Ливии, так и на Сардинии и Корсике.
Герой сражения Гай Дуилий был удостоен триумфа – первым из римских флотоводцев. Кроме того, ему была пожалована пожизненная почесть: всякий раз, когда он возвращался с пира, его должны были сопровождать флейтист и факельщик (Ливий, Содержание, 17). Также впервые в честь морской победы на римском форуме установили ростральную колонну, украшенную носами трофейных карфагенских судов.
Между Милами и Экномом
Результатами сражения при Милах смогли воспользоваться не только победители, но и проигравшие. Римляне сняли осаду с Эгесты, а затем взяли штурмом город Макеллу. Однако дальнейшему развитию их успеха помешала неуместная ссора между римлянами и союзниками по поводу того, чей вклад в победу на море был большим. По-видимому, именно из-за нее союзники перенесли свой лагерь подальше от римского, расположившись между городами Паропом и гимерскими Фермами, о чем своевременно узнал командующий сухопутными войсками карфагенян на Сицилии Гамилькар. Обустройство лагеря было в самом разгаре, когда внезапно появившаяся армия карфагенян обрушилась на союзников и устроила среди них настоящую резню, перебив около четырех тысяч человек. Впрочем, на баланс сил на Сицилии она практически не повлияла, и Ганнибал почел за благо вернуться на уцелевших кораблях в Карфаген, чтобы восполнить потери.