Может показаться странным, но, несмотря на то что к тому времени римляне контролировали территорию Сицилии почти полностью, пунийцы, по-видимому, сохранили на острове хорошо отлаженную шпионскую сеть. По крайней мере, они вовремя узнали не только о приближении флота Юния Пулла, но и о его разделе. Уверенный в собственных силах, Карталон вышел навстречу эскадре квесторов. Шедшие впереди легкие корабли римлян успели дать сигнал о превосходящих силах неприятеля, и квесторы, не решаясь вступить в открытый бой, причалили у первого же союзного городка. Здесь римляне высадились и приготовились к обороне, так что подошедшим вскоре пунийцам удалось захватить в упорном бою лишь несколько транспортных кораблей, после чего они предпочли встать на якорь поодаль и не давать противнику выйти в море (Полибий, I, 53, 7–13).
Эта ситуация в точности повторилась с эскадрой Юния Пулла. Заранее оповещенный о ее приближении, Карталон повел свой флот на перехват, и консул тоже счел силы неравными и пристал к берегу, только уже в гораздо более опасном для стоянки месте. Оценив качества побережья, Карталон не стал атаковать Пулла, а занял удобную позицию между флотами римлян, ведя за ними наблюдение. Ему так и не пришлось вступить в бой: морская стихия вновь заменила собой пунийский флот. Опытные карфагенские кормчие сумели распознать признаки надвигающейся бури и отвели корабли в безопасную гавань, в то время как обе стоявшие на приколе римские эскадры были уничтожены полностью. Впрочем, на этот раз экипажи не пострадали, и римлянам удалось спасти часть груза (Полибий, I, 54).
Гибель очередного римского флота полностью отдала море в руки карфагенян. Со времен разгрома армии Регула у них не было такой возможности переломить ход войны. Как и после катастрофы 254 г., удрученные неудачей на море сенаторы отказались от строительства нового флота, решив ограничиться только сухопутной войной. За последние пять лет потери римлян были таковы, что в соответствии с очередной переписью количество граждан сократилось с 297 797 до 241 212 человек, то есть почти на одну шестую (Ливий, Содержание, 18–19), а о скором завершении войны говорить пока не приходилось.
Но, несмотря на все это, пунийцы не смогли завладеть стратегической инициативой, и виной тому были как пассивность собственного руководства, так и действия римлян. Можно было бы ожидать, что после таких побед пунийский флот, к примеру, перережет сообщение с Сицилией и блокирует италийское побережье, а в Карфагене будет сформирована новая армия для снятия осады с Лилибея и дальнейшего освобождения острова. Необходимо было предпринять сверхусилия, причем срочно, но этого не сделали.
Напротив, римляне после понесенного поражения только еще сильнее сплотились в своей решимости вести войну до победного конца. Как ни тяжело шла осада Лилибея, ее не прекратили, а прибывший в лагерь Луций Юний Пулл вскоре сумел смыть позор за утраченный флот, хитростью захватив расположенную между Дрепаном и Панормом исключительно важную в стратегическом отношении гору Эрикс вместе с одноименным городом. Теперь во власти карфагенян на Сицилии остались только Лилибей и Дрепан.
Были проведены и перестановки в высшем командовании римской армии. Для улучшения управления сенат постановил назначить диктатора. Выбрать его было поручено Клавдию Пульхру, который предложил кандидатуру своего писаря Клавдия Глиция. Его, однако, не утвердили в должности по причине низкого происхождения, и первым диктатором, ведшим войну за пределами Италии, стал Аппий Калатин, а начальником конницы при нем Цецилий Метелл. Справедливости ради стоит отметить, что источники не содержат свидетельств того, чтобы новые полководцы добились сколько-нибудь ощутимых результатов, но их назначение само по себе говорит об огромном значении, которое придавало затянувшейся войне римское общество.
Война Гамилькара
После дрепанского сражения прошло два года. За это время преимущество все более переходило от карфагенян к римлянам, но и они были близки к окончательной победе немногим более чем семнадцать лет назад. Обе стороны, казалось, слишком устали от войны, чтобы продолжать боевые действия с соответствующей энергией. Растеряв свое былое превосходство, карфагеняне отсиживались в осаждаемых крепостях, не предпринимая ничего серьезного.
Положение изменилось в 247 г. до н. э., когда пунийское правительство поручило командование флотом Гамилькару по прозвищу Барка (Молния). Жизнь человека, сыгравшего одну из ключевых ролей в завершении Первой Пунической войны и подготовке Второй, до получения этого поста практически неизвестна и восстанавливается очень приблизительно. Сам Гамилькар принадлежал к одной из старейших и наиболее влиятельных аристократических семей Карфагена, ведшей свое происхождение от основателей города. Прозвище Барка было, по-видимому, родовым, и в исторической традиции родственников Гамилькара и их приверженцев принято называть Баркидами. С большой долей уверенности можно утверждать, что на момент описываемых событий Гамилькару было, по крайней мере, около тридцати лет, а возможно что и больше, и он несомненно обладал значительным военным и политическим опытом. Античные авторы изображали его человеком, наделенным государственной мудростью, полководческим талантом и презрением к опасности, и назначение его на такую ответственную должность можно считать одним из самых удачных шагов карфагенского правительства за всю войну.