Когда она налила ему вина, он заразился ее необузданным весельем, вскочил на скамью и, прижав кубок к сердцу, заговорил о «возвращенном рае» и о солнечной дорожке, которая искрилась на воде меж немецкими торговыми кораблями. Но захотелось ему пошутить с бедою, подобно бродячему вору, который мимоходом завязывает узел на веревке виселицы, и он добавил:
— Теперь одного только не хватает.
Музыканты с любопытством дернули его за рукав.
— Чего же именно, мастер?
— Столяра Гориуса.
— Ха-ха-ха! Нечего сказать, кстати!
— Вам следовало бы пригласить его сюда, чтобы дневной свет хоть раз ударил ему в глаза. А я бы показал ему, как под рукою мастера оживает лик девы.
— Берегись, мастер! Этого человека опасно приглашать. Не успеет свечереть, как ему будет известно даже число приборов на столе.
Пока же мастер шутил с гостями, Бенгт Гаке вывел из стойла своего коня, надел на него серебряную уздечку и покрыл его попоной с длинными кистями. Затем посадил на коня одного из своих дворовых отроков, вручил ему большой рог, растворил настежь ворота и так хлопнул коня ладонью по бедру, что тот, фыркая, взвился на дыбы.
— Слушай, мой мальчик! Смело груби в рог и скачи прямо к господину Стуре. Скажи ему, что ты послан славным мастером Андреасом сообщить радостную весть: завтра, в праздник Благовещения, скульптуры, которые заказал и щедро оплатил господин Стуре, будут готовы к водружению в церкви. А вам, друзья и собратья, — обратился он к гостям под звуки рога, — вам, как добрым музыкантам, я предлагаю первым долгом выпить по старому обычаю за наш славный цех!..
— Пьем за наш славный цех! — повторили гости, подымая кружки.
— А вторую кружку подымем за мастера Андреаса и за его почти оконченную работу. Настанет время, когда Метта, седая и старая, будет сидеть у очага и чесать шерсть. И каждый раз, входя в церковь, я буду видеть свою невесту, единственную женщину, которую я когда-либо любил от всего сердца. Она будет стоять там на коленях со сложенными руками, вечно прекрасная и неизменно верная.
— Вечно прекрасная и неизменно верная! — повторили гости.
Затем поднялась Метта:
— Я тоже хочу поблагодарить тебя, мастер. Позволь мне поцеловать твою руку.
Но он вскочил со скамьи и отступил на несколько шагов. Нижняя губа его дрожала, и, сам того не замечая, он опрокинул свою кружку, так что вино полилось на его башмаки.
— Нет, нет, Метта.
Другого ответа он не нашел, потеряв всякую власть над собою, как только перестал смеяться.
— Лицо его подергивается, — шептались меж собой гости. — Ему не терпится вернуться к работе.
После трапезы гости группами поспешили опять к сараю, многие — даже не сняв деревянных кружек для вина с длинными загнутыми ручками, надетых на шею, словно ярмо. Они не могли и думать ни о чем, кроме скульптуры. И вот они сдернули пелену с дракона и, при виде обглоданных черепов и костей, завели серьёзные речи о грехе и смерти.
Мастер Андреас распределил между зрителями работу по раскраске чудовища и подставки, но никому не дозволил коснуться витязя и девы. Он стоял с красками и позолотой на самом верху лестницы, а внизу перед ним была коленопреклоненная Метта в голубом плаще и с распущенными волосами…
— Розы и лилии! — шепнул Бенгт Гаке мастеру Андреасу, указывая на ее ланиты, нежные, как цветы яблони.
Не получив от мастера ответа, он поднялся к нему по лестнице.
— Ты не успел еще позолотить зубцов на короне девы. Позволь мне сделать это, дай мне самому в благодарность за все, чем она была для меня, увенчать ее невинную головку.
Мастер Андреас нахмурил брови и побледнел, чувствуя, что весь холодеет и боится упасть. Он положил руку на голову Бенгта и попытался заставить его спуститься:
— Нет, нет, Бенгт Гаке!
Но гости оставили свою работу и столпились около лестницы, крича наперебой:
— Почему ты не хочешь позволить ему этого? Смирись, мастер! Если кто достоин увенчать прекрасное изображение Метты, так это тот, кому она отдала свою молодую жизнь, невинность и верность.
Другие говорили:
— Ты устал, мастер, спустись вниз и дай любящей руке возложить вечный венец на главу девы. Мы все собрались сюда ради произведения, созданного во славу Божию и добрым людям в назидание.
Мастер Андреас все сильнее опирался на голову Бенгта, но тот все-таки поднял ее и, глядя на мастера, произнес уверенно и твердо: