— Нет, не я один, не я один. Мы вместе увенчаем ее, мастер и я, двое верных друзей. И когда мы с Меттой будем покоиться в забытой могиле, золотой венец этот будет блистать даже под слоем пыли, и собравшиеся в церкви мужья скажут своим женам: «Видите? Это венец чистой и верной любви!»
— Проси меня, о чем хочешь, — пробормотал мастер Андреас, — только не об этом.
Гости побросали инструменты, и ропот их становился все громче и горячее.
— Мы считали тебя за человека с чистым и добрым сердцем, мастер! Но ты возгордился. Разве Бенгт Гаке не друг тебе больше? Недаром, видно, ходят по городу странные слухи.
— Слухи?
Мастер Андреас попытался было опять засмеяться дерзко и заносчиво, но губы его не слушались. Тогда Бенгт Гаке снял со своей головы его руку и встал рядом с ним на самую верхнюю ступеньку.
— Ты не искусен в деле и не сумеешь позолотить венец, — сказал мастер Андреас.
— Так поучи меня.
И гости подхватили:
— Так поучи его своему искусству, мастер!
— А если он погубит мою работу?
— Любящие руки не могут погубить великое произведение.
— Кто же здесь решает — он или я?
— Не ты и не он, а мы, потому что в нашей церкви будет стоять твое произведение. Мы приняли тебя с распростертыми объятиями, открыли тебе наши дома и сердца!
— Вы сделали это ради моего имени и искусства.
— Честь и слава твоему искусству, но мы хотим теперь духовно освятить твое произведение.
— Вы думаете, это будет освящением воистину?
— А сам ты как думаешь?
— Оставим на сегодня работу.
А посланный, который поскакал к Стуре с вестью, что изображение будет готово к завтраму? Дай-ка этому господину ложное обещание, и, увидишь, он сумеет отплатить.
Гости со всех сторон окружили скульптуру.
Тогда мастер Андреас принялся обучать Бенгта Гаке и одновременно с ним золотить корону, но рука мастера так при этом дрожала, что сам он оказался наименее умелым, и ему пришлось переделать свою работу. Когда Метта взглянула наверх, то закинула сцепленные руки за голову и воскликнула:
— Словно солнце светит на корону! Какой блеск!
Мастер Андреас не смел встретиться с нею взглядом и осторожно протирал шелковым платком зубцы золотого венца, пока Бенгт Гаке не кончил своей работы.
— Она права, — заговорили гости. — Словно солнце светит на корону. Какой блеск!
Бенгт Гаке обнял мастера Андреаса и помог ему спуститься с лестницы.
— Твоя работа окончена.
Мастер Андреас, тяжело присев на один из дубовых обрубков, поднял с пола и положил себе на колени деревянный молоток.
— Работа окончена, — сказал он, — ступайте с миром, добрые люди, и оставьте меня одного.
Ни единого облачка не было на небе в день Благовещения. Шесть маленьких косматых лошадок повезли скульптуры святого Георгия Победоносца и дракона в собор. В городе звонили во все колокола, а шествие открывал Бенгт Гаке со своими трубачами и барабанщиками. По обе стороны колесницы сверкали алебарды и шлемы, а сзади следовали знатные господа и рыцари, словно составляя свиту новоизбранного владетельного князя. Вот колеса загромыхали по деревянным доскам Северного моста, и Стуре, смотревший из замковых окон, крикнул народу:
— Помните Брункеберг, шведы? Помните нашу песнь о Георгии Победоносце?
Тут поднялись такой шум и крики, что гул прокатился далеко за город, и, когда отроки, державшие лошадей под уздцы, обернулись к монастырю святой Клары, им померещилось, что там все еще клубится пыль вокруг павших датских воинов, и вспомнилось, как господин Кнут Поссе схватил знамя Даннеброга и с такой силой всадил его верхушкой в землю, что древко сломалось, а он наступил ногою на белый крест. И чем больше они думали о той долгой битве, тем с большей гордостью и достоинством вели коней. Когда же ребятишки, сидевшие на перилах моста, увидели разинутую окровавленную пасть дракона, то со страху подняли плач и разбежались.
— Где же мастер Андреас? — спрашивали люди. — Где он? Мы хотим на руках внести его вслед за его произведением.
Скульптуры установили рядом с алтарем святого Георгия, и скоро вся церковь наполнилась толпами народа, которые дивились произведению, уходили и сменялись новыми.
До самого вечера длились давка и сутолока. Под конец лампады не в состоянии были преодолевать темноты, клубившейся под сводами, и заупокойные свечи в железных подсвечниках у дверей догорели до половины, но золотые доспехи святого Георгия и венец девы и в полумраке блистали по-прежнему. Монахини и монахи, францисканцы и доминиканцы, проходили вереницами, преклоняли колена, крестились и уступали место крестьянам, прибывшим в город ради завтрашнего базара, одетым в меха и шаркавшим деревянными башмаками по церковным плитам. Горожане, чувствовавшие себя здесь дома, отваживались подходить к самому алтарю и шептались между собой о сходстве Пречистой Девы с хозяюшкой Меттой. Они сразу узнавали ее волосы и красивые очертания лба.