— Мамочка! Да где же эта проклятая тропа?
Ветви больно стегали по лицу, цеплялись за рубаху, пытаясь задержать беглянку. Падая снова и снова, колдунья поднималась и вновь продолжала бежать, безумно озираясь по сторонам. Волчья стая, настигала ее, вой раздался совсем близко, заставив сердце колотиться в безумном темпе. Раздвигая руками густой колючий кустарник, Беспута выбежала на поляну и остановилась, подняв голову к ночному небу.
Губы ее истошно зашептали, обращаясь к сияющим звездам Большого ковша:
— Помоги мне, Матушка-Макошь, одолеть зверя дикого. Дай мне сил выстоять против стаи волчьей. Не прошу о жалости тебя, ибо нет ее в жизни нашей. Лишь силы прошу у тебя, дабы победить в схватке страшной.
Она обернулась, гордо расправив худенькие плечи в ожидании волчьей стаи. Ее рука вновь запылала колдовским огнем, искусанные в кровь губы зашептали слова силы:
— Стрелами калеными встречу врага смертного, натяну тетиву невидимую, под светом Макоши свитую. Лети, стрела, рази врага моего, рви его, коли его, изведи его. Ключом замки отпираю, ворожбу выпускаю.
Уверенно упершись ногами, она будто натянула невидимый лук и замерла в ожидании волчьей стаи. С треском, ломая ветви кустов, стая серых убийц выбежала на поляну и, не замедлив шага, бросилась к добыче. Одна за другой полетели огненные стрелы, спускаемые невидимым колдовским луком. Раздавшийся визг боли сливался с яростным рычанием хищников. Один за другим волки падали, сраженные огненными колдовскими стрелами.
— Один, два, три! — рука вновь спустила тетиву и бессильно повисла вдоль девичьего тела. — Четыре.
Пылающая ладонь, держащая невидимый лук, погасла, освободившись от последнего наговора. Беспута вздохнула, обессиленно рухнув на колени. Убитые четверо волков безмолвно лежали на траве, не добежав до нее всего несколько шагов. Вдруг кусты затрещали, и на поляну выбежал пятый волк. Огромный матерый убийца замер, разглядывая павшую стаю, серая шерсть на загривке поднялась, и он зарычал, обнажая желтые клыки. Неспешно обходя девушку по кругу, волк приближался, постоянно меняя направление и припадая к земле. Губы Беспуты испуганно задрожали, прошептав:
— Пятый. Мамочка моя, пятый! Откуда же ты взялся, серенький? — она поднялась с колен, стараясь не отводить от зверя глаз. Мысли ее путались в поисках быстрого заклятья. — А может, отпустишь меня? Я же тебе ничего не сделала?
— Я сделала! — из-за дерева вышла улыбающаяся Верея, опираясь на клюку. — Ой как я сделала! Не может он тебя отпустить, девонька, покуда крови твоей не отведает. А коли отведает — то и подавно не отпустит. Это же зверь дикий!
Ведьма гадко захихикала, неторопливо приближаясь к ним.
— А ты думала, старая Верея в ножки тебе падет? Пощады просить станет? Дудки! Я свой конец знаю, не тебе мою жизнь забирать…
— Верно, старая, не ей — мне!!! — рявкнул огромный серый волк, молниеносно бросаясь на ведьму и смыкая пасть на ее тонкой дряблой шее. Вмиг морок, наведенный Вереей, развеялся, и Беспута, пошатнувшись, оперлась рукой о дверной косяк. В доме лежащая на полу ведьма судорожно дергала ногами, из последних сил пытаясь вырваться из клыков беспощадного убийцы. Шерсть волка вновь стала черной, и он засмеялся, отрывая от тела Вереи свою окровавленную пасть.
— Попалась, старая! Все — дело сделано, я ухожу!
Неторопливо пробегая мимо Беспуты, Яма остановился, лизнув по-собачьи ее ладонь.
— Молодец, девка, хорошо сражалась. Только вот волчицу зря загубила. Нравилась она мне.
Волк развернулся и побежал темными улицами города, оставив Беспуту наедине с умирающей ведьмой. Колдунья устало вошла в дом, присела на лавку. Сердце ее екнуло при взгляде на умирающую Верею. Сквозь хриплое булькающее дыхание пробивались едва различимые слова:
— Дом… Домовик… проклятый. Кабы не он… Я бы вас!
Ведьма глубоко вздохнула в последний раз и затихла, словно заснув. Беспута вышла во двор и принесла брошенный перед сражением факел. Не имея больше сил на ворожбу, она ткнула его в печь, поджигая. Пускай Верея никогда и не была ей подругой, но все же она ведьма и имеет право на погребальный костер. Выйдя на улицу, Беспута облегченно вздохнула, старая хибара за ее спиной быстро занялась пламенем. Выбежавший на двор кот испуганно мяукал, оплакивая утерянное жилище.
Ну вот и настал твой черед, пресветлый князь. Беспута, пошатываясь, пошла к его дому, желая до капли испить жизнь обреченного. Нужно было поскорей восполнить растраченные силы. Голосисто прокричали первые петухи, оповещая о наступлении рассвета. Ни один солнечный луч так и не смог пробиться сквозь мрачную пелену небес. В городе по-прежнему правила черная ночь.