Ладонь его поднялась, приветствуя теплые лучи Даждьбога. Сегодня он впервые не улыбнулся земному светилу. Отвернувшись от окна, Правитель уверенной поступью вышел из покоев. Пришло время молодым волхвам познать свои силы.
…Малах, с утра не разгибая уставшей спины, раз за разом взмахивал серпом, срезая золотистые колосья. Наконец настал долгожданный день сбора урожая, и вся его многодетная семья вышла на поле. Капля за каплей стекал пот с его смуглого лица, орошая землю. Монотонно напевая любимую песню, он улыбался, оглядываясь на жену, собирающую колосья в снопы. В этот раз год выдался особенно урожайным. Каждый колос был крупным, каждое зерно налитое. Частые дожди и теплые солнечные лучи потрудились на славу, подарив харийцам хороший урожай. Малах, разогнув спину, поднялся, растирая колос натруженными мозолистыми ладонями. Сдув сухую шелуху, он улыбнулся красивой горстке зерен, лежащей на ладони, и одним махом забросил ее в рот. Ветер усилился, освежая его вспотевшее тело, и вместе с прохладой принес что-то новое. Малах прислушался, поднимая голову к небу. Тонкий нарастающий звон становился все сильней и сильней, заставляя его испуганно попятиться к семейству. Вдруг с небес, словно стремительный коршун рухнул наземь, что-то вонзилось у самых его ног. Попятившись, Малах упал, испуганно разглядывая звенящую диковинку. Огромный трезубец, испокон веку бывший символом власти и единства харийского рода, подрагивал в земле. Невыносимый звон, исходящий от этого оружия, будто стон, взывал о помощи, заставляя харийца закрыть ладонями уши. Замотав головой, Малах бросился к нему и выдернул трезубец из земли. Звон прекратился, и все трудящиеся в поле односельчане облегченно вздохнули. С любопытством сбегаясь к невиданному чуду со всех сторон, люди стали переговариваться, пытаясь коснуться руками его золотого древка.
— Малах, откуда это у тебя? Дай поглядеть! Какой красивый! Малах, дай потрогать!
Хариец, завороженно вглядываясь в сверкающую находку, отстранился от односельчан, прижимая трезубец к груди. Он безумно повел глазами по сторонам, прошептав дрожащими губами:
— Это смерть. Я слышал голоса. Отца… Деда… Они взывали ко мне… Они сказали… Я должен отнести это к царю!
Расталкивая односельчан, Малах бросился к родному дому, не прекращая шептать на ходу:
— Я слышу тебя, отец. Я все сделаю, как ты сказал…
Не теряя попусту времени, послушный сын своего рода вскочил на коня, отправляясь в путь. Целый день он гнал взмыленного жеребца, покуда не показались врата харийской столицы. Задыхаясь от жаркого воздуха, загнанный конь пал у самых ворот, едва рука рьяного стражника схватила его под уздцы. Послание было доставлено к ногам великого харийского царя. Взглянув на драгоценную находку, могучий харийский царь потрясенно опустился перед трезубцем на колени. Его дрожащая рука потянулась к оружию, несмело прикоснувшись пальцами.
— Здравствуй, Отец.
Сияние озарило дворцовые хоромы, заставляя всех воинов пасть ниц. Пращуры, чьи души ушли тысячу лет назад, заговорили с потомками.
ГЛАВА 20
В казармах дружины царила суета. Воевода Тугдаме объявил всеобщий дружинный сбор на казарменной площади. Воины переговаривались меж собой, пытаясь выведать друг у друга какие-либо новости. Малюта, еще с утра побывавший на сборе тысяцких, угрюмо собирал походный мешок. Война таки докатилась до сердца империи, заставляя ее судорожно сжаться от испуга. Медведич криво усмехнулся собственным мыслям, затягивая веревку на мешке. Наконец-то предстоит настоящая сеча. Долгие месяцы он томился в дружинных казармах, накапливая в своей душе горечь и скуку. Поставив под стяг империи две тысячи баеджиртов, Малюта заслужил в Дружине огромное уважение воинов. Один лишь Тугдаме высокомерно кривил губы, покуда воины не рассказали ему о Малютином поединке с десятком баеджиртов. Лишь после этого кряжистый воевода признал молодого медведича. Подойдя к нему вплотную, Тугдаме долго вглядывался в его холодные голубые глаза, будто испытывая дух Малюты. Не узрев во взгляде медведича ни тени страха, воевода рассмеялся.
— Молодец, воин. Ты привел их — тебе и командовать ими. Как и обещал Януш, назначаю тебя тысяцким. Отбирай себе воинов сам.
И Малюта начал отбор. Неторопливо, целую седмицу, он рубился на плацу с баеджиртами. Каждого, кто показался ему справным воином, он коснулся своим клинком. Через седмицу в дружине не то что боялись насмехаться над Малютой, остерегались даже встретиться с ним взглядом. В один из таких дней и заявился на плац старшина Беримир, некогда сосватавший Малюту в Дружину. Присев у завалинки, старый ратник долго наблюдал за тренировочными поединками. И вот, наконец-то обессилев от длительной сечи, Малюта взмахнул рукой, отпуская воинов отдыхать. Сняв насквозь мокрую рубаху, медведич пошел умываться.