— Вижу, добавилось у тебя сегодня рубцов, — Беримир улыбнулся в бороду, приветствуя медведича.
Окунувшись с головой в бадью, Малюта затряс головой, разбрызгивая вокруг воду.
— Ох и добавилось! Такие разбойники мне достались, старшина, любо-дорого поглядеть!
— Слышал я, тебя тысяцким назначили? Так чего ж ты с ними со всеми на мечах рубишься? Тысяцкий командовать должен да головой своей думать. Чего попусту мечом махать?
Присев рядом с ним, Малюта усмехнулся.
— Командовать — оно понятно, дело непростое. Да ты же меня знаешь, не могу я без дела сидеть. Что мне их по двору строем гонять и заставлять по три раза на день коней вычесывать? Э нет! Это же баеджирты, для них конь — что мать родная. Вон зайди сам погляди, из конюшни взашей не выгонишь. А то, что с каждым на мечах рублюсь, дело нужное. У нас с тобой мечи прямые, а у них клинок изогнутый. Потому и бой тем клинком совсем иной ведут. Многое я теперь об их бое знаю, все выпады, все уловки да хитрости. То-то!
Малюта многозначительно поднял палец вверх, затем, улыбнувшись, хлопнул Беримира по плечу.
— Да ладно тебе брови хмурить. Коли в воинство набор пошел, того и гляди — быть войне. А там ни один мозоль от меча лишним не будет. Эх, скорей бы уже, а то засиделся я здесь, словно дед старый.
Беримир, нахмурившись, поднялся на ноги, и, не произнеся ни слова, пошел прочь.
— Чего ты, старшина?
— Дурак ты, парень. Негоже войне радоваться…
…Малюта потряс головой, отгоняя прочь воспоминания о недавнем разговоре с Беримиром. Закинув мешок на плечо, он вышел из казармы, недовольно пробурчав:
— Взял дураком обозвал. Может, в нашем роду умников и не было, зато среди древлян сильней медведичей не сыщешь.
Взглянув на сидящего стражника, медведич в сердцах отвесил ему затрещину.
— Чего расселся! Бегом по казармам, дружинников выгонять! Чтоб я моргнуть не успел, а тысяча моя уж на площади стояла!
…Тугдаме неторопливо шел вдоль длинных рядов, вглядываясь в лица воинов. Двадцать тысяч бойцов велел снарядить в поход воевода Януш. Все происходящее казалось ему глупым сном, который все никак не хотел покидать его.
— Вои мои! — он удивленно прислушался к собственному голосу, будто донесшемуся издалека. — Не думал я, что настанут в нашей империи столь черные дни. Всяко было на моем веку, разбойников ловили по лесам, дикие племена в горы холодные загоняли. А вот сегодня дожились, на войну собрались, древлян усмирять.
Тугдаме поравнялся с Малютой и мельком бросил на него взгляд.
— Осадили они полян, братьев наших верных, уж несколько дней как в осаду взяли. Негоже нам в стороне сидеть, беды дожидаясь. Сегодня же мы выступаем на помощь полянам и дадим врагу славный бой!
Дружина одобрительно загудела в ответ, весело застучав мечами о щиты. Дождавшись, покуда ропот стихнет, Тугдаме продолжил:
— Тысяцкие! Сотни ладей ожидают нас у пирса. До заката солнца воины и кони должны погрузиться! Начинаем переправу. Выполнять наказ!
Тугдаме покинул площадь, молодцевато вскочив на коня, и поскакал к пирсу, подавая дружине пример. Оттолкнувшись от казарменной стены, молодой веселый дружинник подошел к ближайшему коню, обнимая его за шею.
— Хорош жеребец, справный. Прямо как у князя Богумира. На-ка, сухарь тебе дам, — вынимая из кармана сладкий сухарь, Падун улыбнулся, покосившись по сторонам. — Нам с тобой недалече, родненький, лишь до пирса довези.
Перекинув повод, ведьмак вскочил на краденого коня, отправляясь вслед за дружинным воеводой. Щит со знаком Сварога жег ему плечо, заставляя недовольно морщиться.
ГЛАВА 21
Третьи сутки подряд черный мор косил полян. Город, погруженный Вандалом в темную ночь, быстро умирал от невиданной болезни. Верховный жрец храма Велеса сбился с ног, раздавая указания своим воспитанникам. Собрав в храме всех жрецов, он торопливо вручал им сборы из трав.
— Идите. Нет! Бегите в каждый дом, к каждому очагу. Помогайте всем, кто еще дышит. Варите травы, поите отваром людей. И молитесь. Возносите хвалу Сварогу, славьте Великого Велеса, славьте милостивую Ладу, чтобы помогли роду нашему в исцелении.
Взволнованные жрецы принимали пучки трав, недоверчиво поглядывая на старейшину.
— Наставник, а куда солнце подевалось? Услышат ли нас Боги, коли на небесах тьма кромешная?