Старейшина рассерженно топнул ногой, едва не разрыдавшись в бессилии.
— Не сметь! Не сметь сомневаться в силе Божественной! Свет не только из Сварги исходит, свет в каждом из вас. В себя зрите, и пребудет с вами Свет небесный!
Жрец обессиленно сел на пол, прямо посреди зада, и огляделся вокруг.
— Там, где помочь вы уже не в силах, тела пеленайте и сюда, в храм, несите. Может, так спасем город от погибели. — Тяжело поднявшись на ноги, жрец прошептал: — Некогда отдыхать, пойду к князю помощи просить.
Войдя во двор княжьего дома, жрец удивленно огляделся по сторонам. Ни стражи у ворот, ни дружины во дворе не было. Даже кобель не брехал, будто пустой была и его конура. Тяжело поднимаясь по ступеням, старейшина прокричал:
— Князь! Богумир, отзовись!
Одна из дверей со скрипом отворилась и на лестницу выскочила княжья кухарка с большим кухонным ножом в руках.
— Марфа! Ты чего на людей бросаешься?
Безумные глаза бабки замерли, недоверчиво разглядывая пришельца. Рука с занесенным ножом подрагивала, будто не решаясь нанести удар.
— Марфа, — голос старейшины стал мягким, — ты чего? Где князь-то?
Кухарка моргнула, словно отгоняя видение, и неуверенно опустила руку с ножом. Кивнув головой в сторону княжьей опочивальни, она прошептала:
— Там он, жрец. Третий день там. Извела его таки бестия рыжая, — пальцы вновь добела стиснули рукоять ножа, — лежит в опочивальне ни жив ни мертв. Едва теплится, Богумирушка мой, того и гляди помрет.
Жрец, отстранив Марфу, торопливо поднялся по ступеням и прошел в опочивальню.
Князь лежал на постели, заботливо укрытый соболиной шубой. Лицо его было белее смерти, губы посинели будто у покойника. Коснувшись его лба и недовольно покачав головой, жрец выдернул из подушки перышко, поднеся его к княжьему лицу.
— Дышит, Марфа. Жив князь!
Кухарка грустно вздохнула за его спиной.
— Только и того, что дышит. Уж и трясла его и водой поливала, все без толку. Дружина вся сбежала, словно псы трусливые, ведьмы испугались! Пойду я, жрец, ведьму искать. Думаю, коли ее убить, может, и Богумир очнется?
Жрец подошел к ней, крепко взял за плечи.
— Что за ведьма? Какая такая рыжая бестия? Говори, Марфа, чего молчишь? — жрец замер на мгновенье, будто вспоминая. — Служанка, что ль? Та, что к столу подавала на вече?
Марфа молча кивнула, развернулась и пошла прочь из дома, не выпуская нож из руки. «Найти, нужно обязательно ее найти», — безумно повторяла она про себя, словно заклинание.
…Третий день Беспута билась за жизнь Любомира. Едва вернувшись в дом воеводы и увидев его мечущегося в лихорадке, Беспута расплакалась. Яма не обманул ее, именно с этого дома вышла в город черная болезнь, насланная умелой подругой-ведьмой. Сколько сил она положила, чтобы обуздать Любомира и извести полянского князя. И что теперь, все старания впустую? Беспута бранила ведьмака на чем свет стоит, не забывая помянуть и Умору, чьи труды она сейчас пожинала. Не задумываясь о себе, она стала вливать в полянского воеводу жизнь, начиная дрожать от слабости и тошноты. Ее ночной визит к Богумиру не прошел даром. Припав к телу князя, словно голодная упырица, она испила его до дна. Лишь вдосталь насытившись, Беспута оставила его умирать на холодном ложе. Теперь же все эти силы она дарила Любомиру, стараясь не задумываться над собственным здравием. Уже на второй день она поняла, что мор коснулся и ее своей черной рукой. И лишь сегодня, на третий день болезни, воевода впервые открыл свои воспаленные лихорадкой глаза. Обессилевшая колдунья рухнула подле него, едва не теряя сознание.
— Наконец-то. Давай же, Любомирушка, вставай! Одолели мы его, недуг проклятый.
Воевода, пошатываясь от слабости, сел, удивленно разглядывая ее бледное в испарине лицо.
— Что с тобой, Неждана? Тебе лихо? Милая, не молчи!
Пошатываясь и опираясь о бревенчатые стены, Любомир пошел к дверям.
— Я сейчас, милая. Я быстро, только за жрецом сбегаю. Он вмиг тебя на ноги поставит.
— Нет! — превозмогая слабость, Беспута приподнялась на локте. — Не нужно жреца звать. Бессилен он против этой болезни. Покуда ты в бреду метался, в городе люди словно мухи помирали. Сотни трупов жрецы свозят в стены храма. Пытаются остальных оградить от болезни. Только не по силам им это. Лишь Он может им помочь.
Колдунья медленно поднялась на ноги, задыхаясь от удушья. Болезнь добралась до самой груди, будто прижав ее холодным могильным камнем.
— Кто он, Неждана? К кому мне идти?
Беспута подошла к воеводе, обессиленно припала к его груди. Ее сухие посиневшие губы прошептали: