— Тяжело с ними. Вроде и воины они сильные, всю жизнь со степняками воюют, а тут хоть кол на голове теши! Привыкли они али конным строем биться, али на стенах оборону держать. Сотники их на пеший лад перестраивают, только все впустую. Боятся они открытого пешего боя.
Стоян недовольно покачал головой.
— Да, плохо дело. Может, на коней их посадим? Будет у нас своя дружина. А, Ярослав?
Медведич горько усмехнулся, потрепав коня по гриве.
— Оно-то, конечно, можно. Только вот, как заявится Сварожья Дружина, кабы на тех конях поляне к ним и не переметнулись. И будет тогда воронье на наших телах пировать.
Стоян задумчиво поглядел на полночь, откуда должны были пожаловать асгардцы.
— Хорошо поле рощами прикрыто. С боков к утру сооруди завалы из деревьев, такие, чтобы кони не прошли. А центр, шагов в пятьсот, оставь открытым. Дружина обучена пеших в кольцо брать, загоняя кругами, словно стадо и разбивая на малые отряды. А мы заставим их прямой бой принять. И первыми поставим полян, а тысяча волков будет им спины подпирать. Попадут поляне меж молотом и наковальней, вмиг пешему бою обучатся.
Ярослав с сомнением покачал головой, выслушав его приказ.
— А коли Дружина птицей пойдет? Можем не устоять, рассекут нас надвое и возьмутся за один из флангов.
— Птицей пойдет, — передразнил ведьмак, — ты хоть раз видел, как дружина птицей идет? Делай, как сказано! Остальное — моя забота.
Ведьмак молча развернул коня и поехал на поиски Падуна, с которым даже не успел переговорить. Зная его веселую натуру, Стоян направил коня прямиком к ведьминым шалашам, откуда доносился задорный женский смех.
— Вот так вот дело и было. Перецеловал я в тот день половину Асгарда, а Ур все не появляется. А Пастух, чтоб его, девкой обернулся да по торгу прогуливается, яблоки выбирает. Подошел ко мне, усмехается, мол, почем, гончар, горшки продаешь?
Ведьмы прыснули смехом, видя его возмущенное лицо.
— А чего ж ты опешил, поцеловал бы Пастуха в уста сахарные! — не удержалась Бобура. — Он калач тертый, небось, мастак целоваться-то!
— Да ну вас, языкатых. — Увидев Стояна, Падун наигранно отмахнулся от ведьм. — К брату пойду, уж он надо мной смеяться не станет.
Стоян, дожидаясь его в стороне, ухмылялся в бороду.
— Так говоришь, Пастух девицей нарядился? Не ожидал я от него, никак не ожидал. Ну и как он тебе?
Падун обиженно надул губы, разводя руки в стороны.
— Стоян! Ну ты-то чего зубоскалишь?! Поди, важное дело спроворили.
Ведьмак кивнул, спрыгивая с коня и вмиг становясь серьезным:
— Ладно тебе обижаться. Сказывай, чего сделали.
— Все ладно сделали, брат. Все, как договаривались. Пастух забрал Ура с собой, больше я их не видел. Стража который день рыскает по Асгарду, хозяина своего разыскивая. Ну а я втесался в Дружину и — мухой к тебе.
— И сколько их выступило против нас?
Падун пожал плечами, по-детски загибая пальцы, морща лоб и поднимая глаза к небу:
— Думаю, тысяч двадцать будет.
Ведьмак усмехнулся, обведя взглядом свое огромное воинство.
— Двадцать? Осторожничает Правитель или сил наших не знает. Ну коли так, мы его удивим! А про историю с Уром ты, брат, язык не распускай перед ведьмами, не то я тебе его с корнем выдерну! Тайное то дело, понял меня?
Падун растерянно пожал плечами, не на шутку испугавшись.
— Так я чего… Так… девок повеселить. Я им толком ничего и не сказывал…
Стоян расхохотался, видя его расстроенное лицо:
— К битве готовься! А то загулялся ты.
Весь день и всю ночь под проливным дождем отряженная Ярославом команда лесорубов валила в соседней роще деревья, стаскивая их конями и складывая в завалы. Воины трудились не покладая рук, мокрые, грязные, они весело напевали песни, отгоняя прочь мысли о предстоящей битве. Каждый из них понимал: биться супротив Дружины — это не то что оберегать скот от разбойных наскоков. В Дружину принимали лишь самых сильных воинов, с детства обученных ратному делу. Потому битва предстояла кровавой, не на жизнь, а на смерть.