– Ты не прав, сосед! – Глаз Птицы потряс перед носом возмущающегося мужчины записями, – Нам хватит всего этого и на обратную дорогу! Только никуда я оттуда не пойду! Некуда больше идти!
– Это ты не прав, уважаемый! Никому не помешает лишний бочонок солонины и мешок зерна! Когда это зерно было лишним, а?
– Глаз Птицы, хочет Лапа Оцелота взять лишний груз, пусть берет, его шестикуаль будет перегружен, а, когда он побежит рядом и наглотается пыли, поймет, что был неправ! – решил примирить спорщиков другой мужчина, – Иди, Лапа Оцелота, тащи, что ты там забыл!
– Вот так и решим! – Лапа Оцелота, поджав губы, с видом победителя отправился в хранилище, а остальные приступили к погрузке провианта.
Им оставалось совсем немного – закрепить поклажу, когда на тропе к поляне появились всадники на шестикуалях. Прибывшие заполняли пространство перед входом в склад, спешивались и окружали беженцев. Те, растерянно кряхтя, опустили еще непривязанный провиант, и переминались с ноги на ногу, ожидая, когда старший – Глаз Птицы выйдет объясниться.
– Беги, Магуай! – а он, тем временем, стащил с животного племянницу, едва увидел первых всадников, – Хоть раз не спорь со мною, девочка!.. Беги и спрячься! И ты, Поющий Жук! Бегите, дети! Скройтесь!
– Но, дядя, это же наши амини… – немного упираясь, но, послушно подныривая под брюхо шестикуаля, попробовала сопротивляться Магуай. Они с мальчиком не поняли, что произошло, почему их прогоняют, но ощутили тревогу, которая передалась от предводителя. Едва девушка и мальчик скрылись, Глаз Птицы достал из-за пояса список взятого провианта, натянул несколько деланную улыбку, немного растолкал своих людей и вышел в небольшой круг.
В центре стоял военный касик, за его спиной две двадцатки орлов с колчанами, еще столько же воинов продолжало сидеть на шестикуалях. Все одеты в чистые синие с белыми пятнами комбы, у каждого новенькие поблескивающие громы. Свои, родные амини! Только лица у них каменные, чужие… Глаз Птицы попытался разрядить обстановку и первым начал знакомство:
– Я касик Глаз Птицы, мы следуем из разрушенного Изтака, что в горах… Вот, нашли этот склад, взяли немного пищи и патронов.
Касик и военные молчали. Глаз Птицы протянул ему записи:
– Мы не нарушали закона, в котором разрешено путнику, если он голоден, воспользоваться припасами…
– Вы – воры, – касик едва взглянул на цифры.
– Нет, что Вы, мы взяли только необходимое для нашей дороги, ничего лишнего! – Глаз Птицы уже не скрывал волнения.
– Закон гласит, что Вы можете взять столько, чтобы утолить голод! Все остальное – воровство! Вы обокрали армию. Расстрелять!
Амини касика послушно направили громы и навели их на перепуганных беженцев. Беженцы опешили сначала, потом пытались кричать что-то в свое оправдание, пока их прикладами согнали в кучу, но их никто не выслушал.
Прозвучали выстрелы.
Магуай и Поющий Жук с трудом сдержали крик, прижав ладони ко рту, не веря своим глазам – мужчин из их обоза убили. Застыв, наблюдали, как амини равнодушно подхватили трупы за ноги и отволокли в сторону, чтобы не мешали погрузке оставшихся на складе припасов.
– Магуай… Очнись! – дернул ее за рукав рубашки Поющий Жук, – Нам нужно предупредить наших!
– Да-да… – девушка бросила взгляд на суетящихся воинов внизу и послушно побрела за мальчиком.
Магуай шла, не видя тропинки, Поющий Жук буквально тащил ее за руку, испуганно вглядываясь в лицо, залитое слезами.
" Дяди нет?! Его убили. За что? Закон, война, какие-то чужие люди приняли решение и оборвали жизнь одиннадцати мужчин. Как же будут жить их жены, дети?! Что… как… Как сказать это нашим?!" – девушка наткнулась на дерево, больно стукнулась лбом, потерла ушибленное место, размазав кровь из ссадины. Они почти спустились с холма.
"Если она так будет идти, то сломает себе шею!" – рассердился мальчик, взял ее за руку и старательно притормаживал на крутом спуске.
"Тетя, сестры, они теперь совсем одни…" – небольшие кусты с колючками цепляются за штанины синего комба, и склеили ноги, девушка остановилась – оказалось Магуай забрела в самую гущу. Оттуда ее вытащил Поющий Жук, поразившись своему терпению.
"Теперь нет больше никого из мужчин нашего рода, нет защитников, я тоже одна. Прости меня, дядя, что не любила!" – Магуай остановилась, глубоко вздохнула, пелена слез опять залила глаза. Гром выпал у девушки из рук, больно стукнув ее по ноге. Она жалобно всхлипнула, душа рыдания. Ладонью попыталась вытереть слезы, это удалось, а на лице остались пятна и разводы, исказив правильные черты.