Владимира Константиновича радовало то обстоятельство, что под влиянием жара юноша назвал ростовского князя Бориса Васильковича спасителем. Значит, племянник его не был «сатанинским иудой». Вот и отлично! Будет на кого опереться в борьбе с предателем. Оставалось только привести парня в чувство и выведать имя, которое он так и не назвал в бреду.
Знахарь с Никитой, который временно превратился в его подручного, очень желали угодить своему господину и старались изо всех сил. Утром следующего дня юноша очнулся. И тогда Владимир Константинович окончательно убедился, какой неслыханной удачей обернулась вроде бы неудачная охота.
Илья (так звали парня) оказался послушником небольшого монастыря, расположенного верстах в сорока западнее Владимира. Там жило всего-навсего четверо престарелых монахов, не считая игумена Антония. Таких миниатюрных обителей появлялось в последнее время превеликое множество. Вот и Антоний, чудом спасшийся из рук татарских нечестивцев, спаливших Суздаль, выстроил на берегу Колокши подобие лачуги, вокруг которой теперь лепилось ещё несколько не менее жалких построек. Жили они бедно, огородничали, держали пасеку, ловили в речке рыбу, усердно молились Богу да время от времени переписывали на заказ книги, взимая за сей праведный труд оплату мукой либо крупой.
Илья попал в монастырь прошлой осенью. Родился он в семье ростовского бондаря, до поры до времени жил, как все дети тамошних ремесленников, да только привычный уклад жизни был напрочь разрушен ордынским нашествием: четыре года назад погибла вся его семья. С тех пор мальчишка бродил по дорогам, выпрашивая подаяние. А прошлой осенью уже после наступления ранних заморозков постучался в двери одной из хижин Антониева монастыря, осипшим голосом начал проситься внутрь – и потерял сознание.
Монахи позаботились об Илье, а когда игумен услышал его историю, то после недолгих размышлений предложил остаться с ними, ибо питал жалость ко всем пострадавшим от татар. Кроме того, он рассчитывал, что юноша станет выполнять самую тяжёлую хозяйственную работу, а от этого будет немалая польза и облегчение престарелой братии. Паренёк с радостью согласился. Идти ему всё равно было некуда, разве что обратно на большую дорогу.
Так Илья стал послушником. Игумен Антоний назначил ему годичный испытательный срок, по завершении которого парень должен был принять пострижение. А пока Илья жил в лачуге, которую соорудили для него монахи, трудился на огородах и на пасеке за четверых, прилежно корпел над Писанием, заучивал наизусть молитвы и исполнял различные мелкие поручения игумена. И пусть Илья ел не досыта и спал под ветхой крышей, зато был уверен, что и завтра, и послезавтра, и впредь получит утром и вечером варёную полбу, сочевицу или репу, если нет поста – трижды в неделю уху или вяленую рыбу.
Однако Господу, по-видимому, показалось мало испытаний, отведенных на долю Ильи, и Всевышний решил подвергнуть парня новым. Нынешние злоключения начались с того, что дьякон церкви Покрова на Нерли заказал игумену Антонию, которого знавал ещё до татарского нашествия, роскошный Октоих. Такая сделка сулила выгоду не только игумену, но и дьякону Покровской церкви. В другом месте, например, в столичном Рождественском монастыре, переписчики содрали бы за книгу непомерную цену. А со старым приятелем дьякон уговорился всего-то на штуку ткани.
Когда монах Феодул справился наконец с ответственной работой (а произошло это в конце вербной недели), отнести книгу было поручено Илье: юноше пройти сорок вёрст пешком нетрудно, не то что старикам. Илья исполнил поручение игумена охотно и прилежно, как и подобает послушнику. Отправившись в путь утром первого дня после праздничного воскресенья, он отмахал аж тридцать вёрст из сорока, заночевал в безвестном селении, поднялся затемно и на второе утро достиг Покровской церкви. Дьякон принял Октоих, вскользь поблагодарил юношу и рассеянно подтвердил, что его благодетель протоиерей Калистрат непременно пришлёт игумену Антонию штуку шерстяной ткани, чтобы братия справила к осени новые рясы.
Илье очень понравилась небольшая белокаменная церквушка, её рельефные украшения. Церковь Покрова была первым зданием, в которое юноша попал после нескольких месяцев, проведенных в лесной глуши. Поэтому, набравшись смелости, Илья попросил у дьякона разрешения осмотреть церковь. Тот раздражённо ответил, что храм Божий не место для любопытных зевак, а потом, так и не закончив речь, махнул рукой, развернулся и торопливо отошёл .
Рассеянность дьякона и его не слишком любезный ответ свидетельствовали о многом. В частности, любому стало бы ясно, что его присутствие в этом месте нежелательно. Любому – но не юному Илье. Послушник истолковал прощальный жест дьякона как разрешение делать всё, что угодно. Поэтому ободрённый таким «приглашением» Илья принялся расхаживать из угла в угол, разглядывая чудесные иконы и фрески. Так продолжалось вплоть до окончания утренней службы, когда какие-то монахи начали мягко выпроваживать прихожан из церкви. Бросив несколько косых взглядов на Илью, они немного посовещались, но затем настойчиво предложили уйти и ему.
Опять же, подобное обхождение с людьми шло вразрез со всеми церковными традициями и должно было насторожить любого человека. Да и откуда взялись здесь эти странные монахи, все как на подбор высокие и широкоплечие?.. Но Илья не задавался этими вопросами. Просто ему стало жаль, что не довелось вволю полюбоваться росписями. Вот бы ещё на хоры попасть! Должно быть, там не менее красиво, чем внизу. Парень направился ко входу в башенку, откуда можно было попасть наверх, но был остановлен строгим окриком. Что ж, значит, в следующий раз…